– Держи.
Тот промолчал, но к деньгам не притронулся. Гордому и самолюбивому чеченскому пареньку было невыносимо тяжело ощущать себя платным осведомителем. Но Ворону были хорошо известны мотивы, по которым Равшан вступил в отряд боевиков, и он сказал:
– У тебя дома мать с двумя детьми и отец-инвалид. Ты должен им помогать. И это честные деньги. Ты зарабатываешь их, принося пользу прежде всего своему народу, который бандиты, вроде Хромого, довели до состояния полной нищеты.
Равшан поднял голову и пристально взглянул в глаза российскому офицеру:
– Ты действительно так считаешь?
– Разумеется, – искренне ответил Ворон. – Разве я хоть раз обманул тебя?
И тут произошло невероятное. Впервые с момента их знакомства Равшан улыбнулся – краешки его губ на какое-то мгновение приподнялись вверх – и взял деньги. Ворон улыбнулся ему в ответ и с болью в сердце подумал о том, сколько еще должно пройти времени, чтобы чеченские мальчишки вновь научились беззаботно и радостно улыбаться.
– Будь осторожен, – сказал он пареньку на прощание.
– Я всегда осторожен, – с юношеским максимализмом ответил ему Равшан и бесшумно выскользнул из сарая. Лишь цепь на воротах тихо звякнула еще раз.
Ворон вновь припал к щели меж досок, но не услышал удаляющихся шагов, не увидел промелькнувшего в темноте силуэта. Часы показывали девятнадцать ноль шесть. Их разговор продолжался чуть более десяти минут. Выждав еще полчаса – за это время Равшан мог дважды дойти до села, – Ворон вслед за ним выбрался из сарая. Протискиваясь в ворота, он придержал цепь рукой, чтобы она не звякнула. Этого звука удалось избежать, зато скрипнула одна из створок, и Ворон дал себе зарок, что к следующей встрече с агентом тщательно смажет петли ворот.
* * *
За время, проведенное в сарае, глаза Ворона настолько привыкли к темноте, что, выбравшись наружу, он без труда разглядел и ведущую к Старым Атагам дорогу, по которой должен был вернуться в село Равшан, и темнеющую вдалеке опушку леса, куда лежал его собственный путь. Вокруг по-прежнему не было ни души. Удостоверившись в этом, он быстрой перебежкой пересек открытое пространство, отделяющее пилораму от леса, и нырнул под прикрытие деревьев. Оставалось последнее – выбраться на дорогу, откуда уже менее чем через полчаса его должны были забрать возвращающиеся в Ханкалу пограничники. Ворон вновь повесил автомат на плечо и, сориентировавшись по компасу, зашагал вперед.
Идти в темноте по лесу для бывшего пограничника было делом привычным. Ворон бодро шагал среди деревьев, оберегая лицо от сучьев и отводя руками особенно мешающие ветви, но делал это чисто автоматически, в то время как мозг продолжал анализировать слова Равшана. «За кем же из бывших подельщиков послал Басаев своих людей? Неужели, называя имя Гамид, басаевские боевики имели в виду Гамида Гамадова?»
Ворон вспомнил, как после ареста Гамадова, в двухтысячном году, изучал его биографию, стараясь понять, что связывало этого высокообразованного и безусловно одаренного человека с пресловутым Шамилем Басаевым и другими кровавыми лидерами чеченских боевиков. Увы, связь оказалась прозаически проста. Гамадова и Басаева объединили самые низменные страсти: неуемная жажда богатства и безграничной власти. Ради власти и денег дудаевы, басаевы и гамадовы ввергли свою республику в пучину хаоса, поставив собственный народ на грань нищеты. По своей сути бывший выпускник Московского химико-технологического института Гамид Гамадов оказался таким же алчным бандитом, как объявивший себя верховным военным эмиром Ичкерии Басаев и другие одиозные лидеры боевиков. После того, что узнал Ворон о Гамадове, обобщив материалы его оперативно-розыскного дела, этот боевик не вызывал у него ничего, кроме ненависти и презрения. И когда Ворон сдавал его дело в архив, то надеялся, что никогда больше не услышит о Гамиде Гамадове. Но, похоже, судьба распорядилась иначе. Не прошло и трех лет, как его имя вновь прозвучало в агентурном сообщении, и опять вместе с именем Шамиля Басаева.
Ворон напряг память, стараясь вспомнить, что ему было известно об этом чеченском террористе. «Гамадов попал в поле зрения наших спецслужб после террористического рейда Басаева на город Буденновск в июле 95-го года, когда выяснилось, что все взрывные устройства, которые установили боевики в Буденновской горбольнице и в автобусах с заложниками, были его конструкции. Откровением для экспертов-взрывотехников стало и то, что в канистрах, которыми боевики начинили автобусы, перевозившие заложников, оказался не бензин, а особая горючая смесь, наподобие напалма, произведенная по рецепту Гамадова. Эти данные послужили основанием для включения Гамадова в список наиболее опасных чеченских террористов и объявления его в федеральный розыск. Уже первые сведения о Гамадове ошеломили розыскников. Как удалось выяснить ведущим его розыск оперативникам, Гамадов закончил Московский химико-технологический институт, где специализировался на разработке взрывчатых веществ. А его дипломная работа, где он исследовал способы повышения мощности объемного взрыва, даже заняла призовое место на конкурсе институтских дипломных работ. Правда, по настоянию родственников, прежде всего отца, после окончания МХТИ Гамадов возвратился в Чечню, где работал на грозненском нефтеперегонном заводе в отделе сбыта. После прихода к власти Дудаева активно поддержал его режим, за что и был приближен к себе генералом-диктатором. После его смерти примкнул к Басаеву. По другим сведениям, лидер чеченских ваххабитов сам переманил к себе Гамадова, чтобы использовать его знания в диверсионно-террористической войне. Так или иначе «чеченский волк с русским хвостом»
[1]
и химик-взрывник нашли друг друга. Доподлинно неизвестно, чем занимался Гамадов в отряде Басаева, но, очевидно, преуспел в минно-взрывном деле, раз Басаев поручил своему новому фавориту минирование Буденновской горбольницы и автобусов, на которых террористы вывозили из города заложников. С 95-го по 96-й год Гамадов принимал непосредственное участие в организации и проведении еще нескольких терактов против федеральных сил на территории Чечни и соседнего Дагестана. После вывода российских войск из Чечни, в период с 96-го по 99-й год, Гамадов, действуя под «крышей» Басаева, фактически захватил восстановленный федеральными властями нефтепровод Баку – Грозный – Новороссийск. Используя басаевских боевиков и превращенных в рабов заложников, он откачивал через многочисленные несанкционированные врезки перекачиваемую по трубопроводу нефть и затем перерабатывал ее на собственных перегонных мини-заводах. За три года полной анархии бандиты окончательно утратили чувство реальности. Безнаказанность, с какой им удавалось похищать нефть, подвигла Басаева и Гамадова на новые захваты. И в августе 99-го года вооруженные отряды Басаева, оснащенные на деньги, полученные в том числе с самочинного нефтепромысла Гамадова, вторглись в Дагестан. Когда же лидерам боевиков стало окончательно ясно, что ни ваххабизмом, ни силой оружия взорвать соседнюю кавказскую республику не удастся, Басаев организует серию крупномасштабных терактов в российских городах. И на этот раз вновь не обошлось без Гамадова. По оперативным данным, именно Гамадов составил пропорции сыпучей смеси из тротила и гексогена, при помощи которой террористы взорвали жилые дома в Москве и Волгодонске, и лично руководил ее производством. Этого зверя нужно было взять как можно быстрее, пока на его счету не появились новые жертвы. Такая возможность появилась с вводом группировки федеральных сил в Чечню осенью 99-го года...»
