— «Брат Джон, — снова начала читать Эмма. — Полагаю, тебе приятно будет узнать, что нынешнее мое замужнее состояние вполне меня устраивает. Мой муж очень похож на тебя — такой же трудолюбивый и так же не богат словами. И, как ты, копит денежки. В общем, он мне подходит».
— К чему ты все это пишешь? — спросила Эдди.
— Чтобы Джон мне поверил, — ответила Эмма. — Если бы я написала, что муж мой хорош собой и я с ним счастлива, Джон бы решил, что у меня ум за разум зашел. Дело в том, что Джон не верит в любовь.
Эдди отлично знала этот тип мужчин.
— Ладно. Читай дальше.
Эмма кашлянула, прочищая горло.
— «Перед моим отъездом ты просил, чтобы я следила за инвестициями. Другими словами, подыскивала, куда здесь можно вложить деньги. Мне кажется, я нашла неплохой объект для инвестиций, о чем и хочу поставить тебя в известность. У моего мужа появилась возможность прикупить к своему ранчо участок земли в 20 тысяч акров за 11.500 долларов. Рыночная стоимость этого участка, представляющего собой отличный выгон для скота, раза в два выше, но, поскольку он со всех сторон окружен владениями моего мужа, желающих его приобрести не так много и владелец участка готов уступить его задешево».
Эмма посмотрела на Эдди и улыбнулась.
— По-моему, мне удалось выдумать неплохой предлог, чтобы оправдать невысокую цену участка.
Поскольку Эдди промолчала, Эмма опустила глаза и продолжала:
— «Мистер Уитерс и сам приобрел бы его, но всех денег у него нет. Вот что он предлагает: каждый из вас вложит в дело половину требуемой суммы. Мистер Уитерс будет пасти на указанном выгоне скот; половина приплода будет числиться как принадлежащая тебе, но он не будет взимать с тебя плату за его содержание, пока скот не будет продан. После продажи он вычтет эти деньги из причитающейся на твою долю прибыли, как, равным образом, те пять процентов, которые ты нам обещал в случае, если я найду подходящий объект для вложения капитала. Поскольку мы все отныне связаны родственными узами, мой муж в качестве акта доброй воли обязуется в течение трех лет не взимать банковский процент с твоей доли прибыли от продажи скота и не требовать от тебя дополнительных вложений на случай операций, необходимость которых вытекает из владения совместной собственностью. Мне кажется, эта сделка выгодна для обеих сторон. Ты говорил, что мой муж будет лучше думать обо мне, если я продемонстрирую ему свою практическую сметку. И я, взявшись уладить это дело, готова ему ее продемонстрировать — как раньше не раз демонстрировала тебе. Но с покупкой необходимо поторопиться: ходят слухи о том, что за рекой, которая примыкает к упомянутому выше участку, обнаружены залежи ценной руды, и мы полагаем, что, если эта новость дойдет до владельца земли, он может взвинтить цену. Закон позволяет прокладывать дороги через сельскохозяйственные угодья, если поблизости есть залежи ценных ископаемых; при этом местные власти платят владельцу отступное».
— Это я сама только что придумала, но Джон ни за что не догадается, — сказала Эмма, не поднимая глаз.
— «Если в предлагаемой мной сделке тебя все устраивает, вышли мне деньги обычным почтовым переводом. Пока мистер Уитерс завершает отделку дома, который он для нас выстроил, я проживаю в респектабельном пансионе, где останавливаются проезжающие леди.
Можешь полностью на меня положиться.
С уважением,
твоя сестра
Эмма Роби Уитерс».
— И все-таки я никак не могу взять в толк, почему он должен тебе поверить, — сказал Нед.
— О, ты его не знаешь. Он просто помешан на деньгах. Это мешает ему трезво смотреть на вещи, — сказала Эмма. — Кроме того, ему и в голову не придет, что его единственная сестра может поступить с ним нечестно. Эта мысль была бы для него слишком унизительна.
Нед пожал плечами:
— Что ж, возможно, ты и права.
Такие мужчины, как Джон, были хорошо знакомы Эдди, поэтому она просто кивнула в знак одобрения. Пока Эмма в очередной раз переписывала свое послание начисто, Эдди полезла в комод, достала из выдвижного ящика марку стоимостью в два цента и положила на стол.
Эдди боялась, что Эмма может передумать, и не хотела рисковать.
— Уэлкам опустит письмо в почтовый ящик сегодня же вечером. Зайди, Уэлкам! — окликнула она негритянку, ни секунды не сомневаясь, что та подслушивает у задней двери. Более того, мысль о том, что служанка где-то здесь рядом, странным образом успокаивала ее, позволяла ей чувствовать себя более уверенно, словно под охраной. Через несколько секунд задняя дверь распахнулась, и в комнату бесшумно, как тень, проскользнула Уэлкам. Не сказав ни слова, она взяла письмо со стола и сунула его вместе с маркой в карман фартука. Потом она повернулась и вышла из кухни; сквозь кухонное окно Эдди видела, как Уэлкам широкими шагами пересекла двор и, выйдя на грязную дорогу, которая вела к городу, растаяла в вечернем сумраке.
3
Мисс Тилли и мисс Белли отправились в поход по салунам, поставив Эдди в известность, что у них нет никакого желания проводить, время в компании с женщиной, которая похожа на немолодую школьную учительницу. Эдди не имела представления, где они почерпнули информацию о школьных учительницах да еще и прониклись к ним такой неприязнью, поскольку, по ее сведениям, в школу они никогда не ходили.
Уэлкам на заднем дворе развешивала выстиранное белье на веревках, натянутых между сараем и деревянной уборной. Эмма ухаживала за побегами чайных роз, которые она посадила на заднем дворе. Она обращалась с ними очень нежно — как если бы это были ее дети, и каждый час или два их поливала. Эдди, обмахиваясь веером, сидела на стуле с прямой спинкой в тени заднего крыльца, наблюдая за тем, как Эмма ходит за водой; ведро она несла в правой руке, а левую держала на отлете и балансировала ею. Эмма отрабатывала свой стол и кров в поте лица, и Эдди считала, что в этом ей необходимо отдать должное. За пять дней, что Эмма провела в «Чили-Квин», она показала себя мастерицей на все руки и ни минуты не сидела без дела. Она выбила и вычистила ковер, покрывавший пол в гостиной, сшила шторы для окон на кухне, засеяла находившийся в ведении Уэлкам огород и вставила выбитое стекло в спальне. Когда у нее выдавалось свободное время, она доставала свой мешочек с принадлежностями для рукоделия и принималась сшивать вместе разноцветные лоскутки; она уже успела изготовить не менее полудюжины фрагментов лоскутного одеяла, над которым работала. Тем не менее Эдди не могла отделаться от навязчивого чувства, что с этой женщиной что-то не так. Она не могла сказать, что именно, и это ее нервировало.
— Эта дамочка вкалывает как ломовая лошадь. На нее смотреть — и то утомительно, — заметил Нед. Он сидел на ступеньках крыльца рядом с Эдди, облокотясь на колени и подперев голову рукой.
Эдди хотела было сказать, что его утомляет не только любой труд, но даже мысль о нем, но вовремя прикусила язычок.
— Ты слышал когда-нибудь, чтобы в борделе росли розы? — спросила она, переводя разговор на другую тему. — Не хватает еще, чтобы во дворе появилась статуя какой-нибудь собачки и изо рта у нее забил фонтан.
