— Прекрати это, прошу тебя. Возьми что хочешь, только вели своим людям оставить девочку в покое. Она всего лишь несмышленый ребенок, — взмолилась Эмма.
— Мы и так все у тебя заберем — без твоего разрешения, — сказал Янк и рассмеялся.
Кора Нелли заверещала, как попавший в капкан зверек; глаза у нее закатились, и скоро между веками можно было рассмотреть только узкую полоску белков. Когда бандит накрыл ее своей тяжелой тушей, она обмякла и лежала, как мертвая. Закончив дело, бандит неторопливо поднялся на ноги, после чего раздавил подошвой сапога ребенку рот. Эмме показалось, что она слышала, как у ее дочери затрещали кости. Потом он стал пинать девочку сапогами и пинал до тех пор, пока не перевернул ее на живот и она не уткнулась лицом в грязь. Подняв на Эмму свои желтые волчьи глаза, он сказал:
— По-моему, я поступил с ней по справедливости.
Потом все четверо бандитов с интересом наблюдали за агонией Коры Нелли, а когда она затихла, переключили внимание на Эмму.
— Ну-ка, покажи мне свою лохматую дырку, — сказал Янк, у которого по углам рта текла смешанная с табачной жвачкой слюна. Поскольку Эмма не двигалась, он с такой силой дернул ее за подол юбки, что она упала.
После того, как Янк над ней потешился, у нее началось кровотечение; а еще он сломал ей руку, и она повисла как плеть. Потом Эммой занялись другие бандиты, причем к ним присоединился даже тот человек, который только что изнасиловал и убил Кору Нелли. Когда они завершили свои труды, Эмма была без сознания. Вероятно, бандиты решили, что она умерла, поскольку стрелять в нее не стали. Переворошив весь дом, забрав ценности и съев пончики, они вскочили на лошадей и поехали прочь, запалив напоследок амбар.
Сосед семейства Сарпи, старый индеец по имени Бен Бондуран, увидел дым и приехал разузнать, что случилось. Увидев лежавшую в грязи Эмму, он поначалу счел ее умершей, но потом услышал ее тихие стоны и отвез на близлежащую ферму. По его словам, он в жизни не видел, чтобы «белую женщину так искалечили». «Искалеченных индейцев видел. Но чему тут удивляться, коли белые колотят их почем зря — просто ради развлечения?» — заметил он, внося бездыханное тело Эммы в дом, принадлежавший семейству Спенсер.
— Мы их догоним. Нам не впервой иметь дело с убийцами, — мрачно сказал мистер Спенсер, но Эмма, которая к тому времени уже пришла в себя, умолила его оставить мысль о погоне, поскольку, по ее словам, Янк и его банда успели уже уйти так далеко, что гнаться за ними было бы напрасной тратой времени. На самом деле она была против погони совсем по другой причине. Ее соседи были фермерами, а не убийцами, и даже если бы им удалось догнать Янка и его людей, бандитам не составило бы труда их перестрелять.
Друзья Эммы похоронили Тома и Кору Нелли, потом занялись восстановлением ее фермы; пока мужчины работали на ферме, женщины ухаживали за Эммой.
Эмма поправилась, но рана в душе не заживала. Она приняла смерть родителей, но принять неожиданную смерть мужа и дочери ей было куда труднее. Она попыталась найти утешение в религии, но и это не помогло. А помогла ей воспрянуть духом мечта о мщении. Продав свою ферму Спенсерам, она отправилась в Денвер, где, по слухам, часто обретался Янк Маркхэм. В Денвере она нашла себе работу в игорном доме Палас, где пела и исполняла простенькие эстрадные номера; Палас был тем самым местом, где возможность встретить Янка и его людей представлялась наиболее вероятной. Она не знала имен других членов его банды, но узнала бы их в лицо в любое время дня и ночи. А узнавши, убила бы их одного за другим. По ночам, когда ее донимали кошмары и заснуть было невозможно, она думала о том, что было бы неплохо продлить страдания этих людей, сообщив им, почему и за какие грехи они умирают. Но потом она отвергла эту мысль, понимая, что малейшая проволочка или отсрочка в исполнении приговора, который она им вынесла, может позволить им ускользнуть от ее мщения. Поэтому она решила, что в ту же минуту, как увидит кого-нибудь из них, достанет револьвер и будет стрелять. Пусть ее потом за это повесят. На душе у нее было так пусто и холодно, что смерть стала бы для нее лишь избавлением от мук.
В Палас Янк так ни разу и не зашел, но через год или два после того как Эмма приехала в Денвер, его арестовали за убийство человека в салуне, судили и приговорили к смерти. Эмма ходила смотреть, как его вешали. Когда Янка вели к виселице и он проходил мимо нее, она плюнула ему в лицо и крикнула: «Мерзавец!»
Янк остановился и с любопытством на нее посмотрел. Даже глаза прищурил в надежде, что сможет ее распознать, а потом сказал:
— А, это ты, шлюшка? Я бы пригласил тебя на прогулку, но сейчас, боюсь, у меня нет времени. — И она поняла, что человек, который убил ее мужа и дочь и разрушил всю ее жизнь, просто-напросто ее не узнал. Когда Янка вздернули, она испытала некоторое облегчение, но только некоторое. Где-то по земле ходили три других мерзавца, которые еще не расплатились за смерть Тома и Коры Нелли.
Прошло какое-то время, и Эмма познакомилась с Джоном Роби. Он зашел в Палас, увидел ее выступление и сразу же заинтересовался тем, почему такая образованная, с хорошими манерами женщина работает в подобном заведении.
— С удовольствием угостил бы вас выпивкой, — сказал он ей в один прекрасный вечер, когда она в полном одиночестве сидела за столиком в Паласе. Выпивать с посетителями было одной из обязанностей Эммы по работе: девушки получали небольшой процент с каждой проданной в баре порции виски. Но Эмма не искала мужского общества и пить с мужчинами не любила. Она предпочитала накачиваться виски в одиночестве и делала это весьма исправно.
Тем не менее она указала Джону на стул, и он подсел к ней за столик.
— Что ж, купите мне стаканчик, — сказала она, — но предупреждаю, я — женщина молчаливая и поддерживать разговор придется вам.
— Договорились, — сказал Джон. Он купил ей виски в тот вечер и в следующий вечер и угощал ее этим напитком много вечеров подряд. Пока… Пока как-то раз они с ним не прикончили целую бутылку и не набрались до такой степени, что Эмма поведала ему заплетающимся языком историю о Томе и Коре Нелли. После того как Эмма закончила свое печальное повествование, Джон взял ее за руку и долго сжимал в своих ладонях. Когда Эмма посмотрела на него, ей показалось, что у него на глазах выступили слезы.
— Они будут ждать тебя там, где мертвые ждут живых, — сказал Джон, и это немного ее утешило. В тот же вечер они стали любовниками.
Джон был сложным человеком.
— Я холоден, как собачий нос, — сказал он ей. В определенном смысле он таким и был, но только не в отношении Эммы. К ней он относился по-доброму и с любовью. Иногда, что всякий раз удивляло Эмму, он относился по-доброму и к другим людям. У нее сложилось впечатление, что таким образом он пытался искупить какие-то свои прошлые прегрешения. Однажды, когда они поздно вечером шли по улице, им на глаза попались трое погонщиков мулов, которые зверски избивали негра. Двое держали его за руки, а третий полосовал кнутом. Рубашка у бедняги была разорвана, спина покрылась кровоточащими ранами. Эмма решила, что негр, должно быть, совершил какое-то преступление и они его наказывают. Но потом выяснилось, что чернокожий просто не уступил им дорогу — не захотел сходить с тротуара в грязь, чтобы позволить им пройти. Несколько человек, которые остановились неподалеку, чтобы поглазеть на происходящее, бурчали себе под нос, что так поступать нельзя и что это, мол, не по закону, но вмешиваться побаивались. Тогда на помощь несчастному пришел Джон. Вырвав кнут у одного из молодчиков, он так лихо отделал им всех троих негодяев, что они, не выдержав его хлестких ударов, бросились врассыпную. Потом Эмма и Джон отвели избитого негра в ближайшую аптеку и купили за свой счет бинты и примочки, чтобы он мог залечить свои раны. Позже Джон помог этому парню устроиться на работу в Палас.
