В тот день я уютно сидела «У Джона» в компании свиной отбивной, как вдруг передо мной предстал человек в галстуке отвратительного цвета и соломенной шляпе и заявил, что он корреспондент «Геральд трибьюн». Он уселся напротив меня и повел себя как важная шишка, хотя, впрочем, так ведут себя все эти репортеры, видимо, полагая, что ты должен выложить им всю подноготную прямо сейчас только лишь из-за той чести, которую они оказали тебе, присев с тобой за один столик. Он приклеил сигарету «Кэмел» к своей нижней губе, прикурил ее и сказал, что ищет настоящего уроженца Бьютта, который мог бы ответить ему на пару вопросов. Беднягу, видимо, не предупредили, что я уже собаку съела на интервью.
Я ответила, что охотно отвечу на все его вопросы, вот только прикончу свой бифштекс из мяса заячьей антилопы, добытой самим Бастером. Этот тип воспринял мои слова совершенно спокойно, ничто его не насторожило. Потом он написал целую историю о том, как Бастер охотится на заячьих антилоп и как сам свежует их и готовит из их мяса разные блюда. Мы с Виппи Берд думали, что ему станет стыдно, когда он поймет, что его разыграли, словно пятилетнего малыша, но не тут-то было: следом за ним эту тему подхватили и другие писаки, и парень решил, что и впрямь напал на золотую жилу. Прочитав эту чушь, Тони прозвал Бастера «Всеамериканским королем бифштексов из заячьей антилопы», а люди еще многие годы спустя, приходя в заведение «У Джона», спрашивали бифштексы из заячьей антилопы или гамбургеры с ее мясом, и там действительно стали подавать это блюдо, представлявшее собой свиную отбивную с горчицей, соусом и луком. Тони, обожавший сандвичи с жареной свининой, говорил, что ему не надо рая – пусть только процветает заведение «У Джона».
В каждом большом магазине и маленькой лавочке Бьютта можно было купить ленты, запонки и прочие сувениры с изображением Бастера Миднайта или с его именем, и мы с Пинком купили для Муна кукольного Бастера Миднайта в крошечных боксерских перчатках и оранжевых шелковых трусах. Я до сих пор берегу зеленую подушечку из искусственного шелка, по краю которой золотой нитью вышиты слова: «БЬЮТТ, МОНТАНА – РОДИНА БАСТЕРА МИДНАЙТА».
Чтобы посмотреть на тренирующегося Бастера, в Коламбия-Гарденз собиралось такое множество людей, что для охраны порядка пришлось привлечь части национальной гвардии. Гвардейцы следили, чтобы зеваки не слишком докучали Бастеру, ловили карманников и карточных шулеров. Проститутки тоже, конечно, вертелись в толпе, но обычно гвардейцы их не трогали. Проститутку можно было узнать почти безошибочно, потому что все они подражали Мэй-Анне, красили волосы в платиновый цвет и надевали туфли на ремешках. Обычно проститутки «патрулировали» перекресток между Бродвеем и улицей Вайоминг, как раз там, где в свое время Виктор Москвин открыл Мэй-Анну, наподобие того, как нынешние охотницы за удачей в Голливуде толпятся у входа в аптеку, где когда-то поймала свою удачу Лана Тернер.
Для Тони то было золотое время, он приоделся, пользовался дорогим одеколоном и сделал себе прическу на прямой пробор, гладко прилизав волосы. Скажу честно, он был единственным из известных мне мужчин, употреблявшим парфюмерию. Еще он отпустил маленькие усики а-ля Рональд Колмэн и носил белые брюки со складкой и двуцветные, коричневые с белым, туфли на манер техасцев, которые иногда наезжают в Бьютт летом, а шею повязывал белым шелковым шарфом. Виппи Берд, между прочим, заметила, что в таком виде он вылитый зазывала из публичного дома, правда, ему самому этого не сказала. Считая себя совершенно неотразимым, он по-хозяйски сновал по залу, то и дело бросая распоряжения своим людям.
В этой суете только сам Бастер оставался – или казался – невозмутимым. Если бы не богатырское сложение, то его, одетого в поношенный свитер и мешковатые брюки, купленные еще для выпускного вечера, было бы невозможно выделить в серой толпе. Нарядную одежду Бастер носил только тогда, когда рядом была Мэй-Анна. Во время тренировок на ринге он надевал пару черных поношенных штанов и обычную белую майку. Он смеялся, когда маленькие дети обращались к его спарринг-партнерам и просили автограф, принимая его партнера за мистера Миднайта. Бастера не волновало, что они обращались за автографом не к тому, к кому надо, но Тони задевало, что никто и никогда не просил автографа у него. А ведь специально для этого, отметила Виппи Берд, он обзавелся авторучкой из панциря черепахи и с золотым пером, которую постоянно носил в нагрудном кармане и от которой вся его рубашка была в синих чернильных пятнах.
В день, когда в Нью-Йорке состоялась схватка за звание чемпиона, в нашем городе царило оживление даже большее, чем в день приездов Рузвельта или Марион Стрит. Все фонарные столбы украсились национальными флагами, а над улицами реяли транспаранты с надписями: «БАСТЕР МИДНАЙТ – ЧЕМПИОН США«. В витринах большинства ресторанов помещались изображения Бастера в полный рост, в боксерской стойке, а кое-где даже подавали блюда, специально названные в честь Бастера, например гамбургер «Бастер» с копченой телятиной. Это они так намекают, что у него жесткое мясо, сказала Виппи Берд.
Мэй-Анна взяла билет на прямой поезд до Нью-Йорка, ехала в отдельном купе, а когда выходила пообедать в вагон-ресторан, публика тоже просила у нее автограф. Хоть она так и не побывала в тренировочном лагере Бастера в Садах, она почти каждый день телеграфировала ему или звонила. В интервью заявляла, что она его болельщик номер один и что спланировала свой график съемок с таким расчетом, чтобы получить возможность посетить этот решающий матч. Полагаю, что в это время она любила Бастера больше, чем когда-либо в жизни.
Святому отцу Стеннеру Свиное Рыло она послала двести пятьдесят долларов, с тем чтобы он все время ставил свечи за Бастера. Свечей, купленных на эти деньги, хватило бы, чтобы сжечь половину Бьютта. Конечно, она не верила, что от зажженных свечей Бастеру будет хоть какая-нибудь польза, а просто хотела, чтобы Стеннер утерся, чтобы он понял, что Бастер вот-вот станет чемпионом, и потому адресовала перевод не преподобному отцу Джозефу Стеннеру, а преподобному отцу Свиное Рыло Стеннеру.
Виппи Берд с Чиком и маленьким Муном пришли к нам домой послушать трансляцию матча по радио, потому что Пинк накануне специально для этого купил новый приемник, выбрав такой, у которого был самый большой и мощный динамик, наполнявший звуками каждый уголок нашего дома. Но через некоторое время мы решили, что лучше мы все пойдем к зданию редакции одной из бьюттских газет и будем слушать матч вместе с другими собравшимися там болельщиками Бастера.
У здания была такая прорва народу, что нам с Виппи Берд пришлось взять Муна за руки, чтобы он ненароком не потерялся. Муну было тогда всего пять лет, но он был весьма сообразителен, сам догадался, что здесь происходит, и стал размахивать флажком с изображением Бастера и кричать: «Дай ему, дядя Бастер, дай ему еще!», и тогда мы с Виппи Берд переглянулись и присоединились к нему.
Чик купил каждому из нас, кроме Муна, по банке пива и кульку попкорна, а у какого-то знойного мексиканца по порции тамали, а Муну вместо пива и тамали он купил пачку крекеров «Джек», и для малыша это оказалось большим огорчением, потому что в качестве приза там оказался всего лишь оловянный браслет. Я сказала Муну, что выменяю у него этот браслет на маленькую игрушечную машинку, которую купила за пять долларов и десять центов в одной из лавочек на окраине. Я даже носила этот браслет некоторое время, пока с него не осыпалась краска, и до сих пор храню его в моей заветной шкатулке на память о том дне.
