Я видела, что при этих словах Мэй-Анна задумалась, но я не уверена, что она им поверила.
Бастер получил два года тюрьмы, и несколько дней его имя повторялось в заголовках всех газет. Один из них мне запомнился: ПОЛНОЧЬ БАСТЕРА МИДНАЙТА.
[7]
Вскоре о нем все забыли.
Когда Бастер отбывал срок, я каждую неделю писала ему в тюрьму, и хотя он никогда не отвечал мне, я знала, что мои письма до него доходят, потому что Тони, который регулярно писал Виппи Берд из армии, сообщал, что мои письма очень поддерживают Бастера. Мэй-Анна, конечно, тоже ему писала, обещала, что будет ждать его, предлагала за свои деньги нанять ему адвоката и подать прошение о помиловании, но он отказался, резко и решительно, и попросил ее больше не писать ему. Еще он сказал, что после того, как он выйдет на свободу, они не должны больше встречаться и должны будут вообще забыть друг о друге, что их общение может пагубно сказаться как на его, так и на ее профессиональной карьере. «Если только у него еще будет какая-нибудь карьера», – заметила Виппи Берд.
После этого процесса у Мэй-Анны начался тот период, который получил название зрелого периода ее творчества. В это время на экран вышли фильмы, поставившие ее в десятку лучших актрис кино всех времен. Рецензии не упускали возможности упомянуть, что с этой поры ее словно окутал ореол трагедии, «след крещения огнем», как написал один журналист. Все знают, что за «Прегрешение Рэйчел Бэбкок» ей присудили премию Американской академии, а позднее ее номинировали на соискание этой премии еще два раза. С тех пор она больше не играла бандитских марух и брала только те роли, которые хотела взять сама. И вообще отныне она только сама, до своего последнего часа, решала, что ей делать и как жить.
Наша с Виппи Берд жизнь после этого суда тоже изменилась – война закончилась, и Тони вернулся домой с медалью Пурпурное Сердце и без одной ноги. Через три дня они с Виппи Берд поженились.
15
Бастер отсидел два года и вышел на свободу вскоре после женитьбы Тони на Виппи Берд. Он больше не был Бастером Миднайтом. Для того, чтобы отстаивать его и свой чемпионский титул, он слишком постарел и потерял форму. Я-то думаю, что дело было прежде всего в отсутствии желания, и ему на смену пришли новые чемпионы. Для Бастера начался период скитаний, но мы время от времени получали от него весточки. Однажды Тони пришла открытка из Австралии, где Бастер писал, что бьется там на ринге под чужим именем. В другой раз мы прочли в газете, что один из участников нью-йоркского телешоу с участием борцов и культуристов на самом деле бывший чемпион США по боксу Бастер Миднайт. В этой газете не было фотографии, а в Бьютте еще не было телевидения, так что мы не могли проверить, правда это или нет, но вскоре Тони получил от Бастера открытку из Флориды, где тот писал, что во главе бригады мексиканцев собирает там апельсины, и нам все стало ясно. Несколько дней спустя я получила по почте ящик с апельсинами, и хотя в нем и не было открытки, я прекрасно поняла, от кого это. Половину этих апельсинов я отдала Виппи Берд и Муну, который тоже регулярно заходил ко мне, хотя учился уже в пятом классе и у него были теперь свои собственные друзья.
Через пару месяцев я получила из Флориды бандероль, в которой была чайная ложка из чистого серебра с изображением апельсинов на ручке, и я снова догадалась, что это сувенир от Бастера.
Когда Тони с Виппи Берд поженились, я, конечно, освободила им дом, хотя Тони и настаивал, что подарил его нам обеим и что поэтому он хочет выкупить мою половину. Я объяснила ему, что этот подарок был сделан нам для того, чтобы мы могли пережить войну, не беспокоясь о собственном углу, и что я признательна ему за это, но для меня это всегда был дом Виппи Берд, а не мой. Кроме того, сам Тони сейчас был без гроша, и откуда ему было взять столько денег, чтобы выкупить мою половину? Поэтому моя половина дома стала моим свадебным подарком им с Виппи Берд, и они жили в этом доме, пока Тони не купил новый в районе Саут-Мэн – там, где теперь оптовый рынок.
Их свадьба была веселой, но все-таки не такой, как свадьба Виппи Берд с Чиком. Они оба постарели, а Тони к тому же был инвалидом войны, и поэтому все веселье свелось к домашнему празднику с шампанским и пирогом, который приготовила я, а о ночных гулянках с «Шоном О» и прочим баловством теперь не могло быть и речи. Уже после первого письма с войны, которое Тони адресовал Виппи Берд, а не нам обеим, мне стало ясно, что если он уцелеет, то вернется именно к ней. Я вспомнила, что он и раньше всегда был внимателен к ней, хотя она не особенно это ценила, потому что была гораздо моложе его и потому что тогда ей нравился Чик. Но его письма с войны позволили ей увидеть Тони в ином свете, и впоследствии она говорила, что Чик навсегда останется в ее сердце, как Пинк в моем, но нельзя же вечно жить воспоминаниями, да и Муну нужен отец. На мой взгляд, тут она была абсолютно права.
Мы с Виппи Берд уже успели приучить Муна к мысли, что он главный мужчина в семье, и поэтому она боялась, что Мун не примет Тони, если тот станет обращаться с ним, как с маленьким ребенком. Виппи Берд любила Тони, но ведь и Мун был ее сыном. Все вышло, однако, как нельзя лучше, поскольку и Мун, и Тони оба любили ее и поэтому прекрасно поладили. Сразу после их свадьбы Тони протянул Муну руку и сказал: «Привет, солдат!»
«Привет, папа!» – ответил Мун и пожал протянутую руку Тони, и с тех пор и до его последних дней их дружба ничем не омрачалась, и они никогда не ссорились из-за Виппи Берд.
Когда Мун вырос, я спросила его, как он воспринял то, что Тони занял место Чика. «Нормально, – ответил он, – ведь они с Бастером всегда были моими героями. А я, если помнишь, когда Бастер готовился к чемпионскому матчу, был их талисманом. И потом, Тони занял не место моего отца, а твое, и это меня, конечно, сильно огорчало, но ты все равно была со мной рядом, так что я в конце концов привык. В общем, в итоге я получил и отца, и сразу двух матерей»
Виппи Берд очень беспокоилась за меня.
– Знаешь, Эффа Коммандер, – сказала она мне, – муж ведь не заменит мне тебя, и еще мне теперь придется самой научиться готовить, потому что Тони привык к хорошим ресторанам, а ты теперь, как настоящая леди, будешь только отдыхать и заботиться о самой себе.
Иными словами, она беспокоилась, что мне грозит одиночество.
– Не беспокойся обо мне, Виппи Берд, – ответила я. – Теперь я смогу спать до полудня, питаться шоколадными конфетами, не опасаясь, что это заметит Мун, и ложиться спать как угодно, если мне будет лень стелить постель.
– Ты всегда желанный гость в нашем доме, Эффа Коммандер, всегда, – сказала она.
– Я знаю, – ответила я, – но наша жизнь переменилась. До сегодняшнего дня мы с тобой как бы болтались без привязи, словно две вывихнутые шестерни, но вот пришло время наконец за что-то зацепиться и встать на место, и у тебя это вышло, а теперь очередь за мной.
Когда я это выговорила, то поняла, что до сих пор Виппи Берд и Мун были для меня лишь предлогом для того, чтобы не устраивать свою собственную жизнь. Понятно, что теперь, когда Тони с Виппи Берд поженились, им совсем не с руки, чтобы я путалась у них под ногами. Ей предстояло теперь хорошенько засучить рукава, ведь Тони привык жить на широкую ногу, но был он теперь всего лишь одноногим инвалидом, да и по-настоящему работать ему никогда в жизни не приходилось, если только не считать его недавней службы на флоте.
