— Нет.
— Ты уверена?
— Да.
— Ты так и будешь отвечать — односложно?
Я пытаюсь испепелить его взглядом.
Хмурю брови и шикаю, желая стереть с лица мерзавца улыбочку:
— Какая часть фразы «я в ярости» тебе непонятна?
Он отталкивает меня. Делает глоток шампанского и, насладившись им, говорит вполголоса:
— Ох уж эти испанки и их чертов характер. Почему вы такие?
Я его сейчас… Я его сейчас тресну.
Клянусь, что если бы он сказал еще хоть словечко, то впечатала бы бутылкой с розовой этикеткой ему по голове, несмотря на то что он мой начальник.
— Ладно, малышка, я уйду. У меня встреча. Но я вернусь завтра в час. Приглашаю тебя пообедать, а ты взамен покажешь мне Мадрид. Как ты на это смотришь?
С серьезным видом, на какой не способен даже сам Роберт де Ниро, я ворчу:
— Я никак на это не смотрю. Пусть тебе показывает Мадрид какая-нибудь другая испанка. У меня есть дела поважнее, чем разгуливать с тобой, как гид.
А он опять за свое. Подходит ко мне, приближает свои губы к моим, высовывает язык и облизывает мою верхнюю губу:
— Я заеду за тобой завтра в час. Это не обсуждается.
Остолбенев, открываю рот и фыркаю. Он улыбается.
Мне хочется послать его куда подальше, но я не могу. Меня останавливает его гипнотический взгляд. В конце концов он меня отпускает и, направляясь к двери, говорит:
— Спокойной ночи, Джуд. И если будешь по мне скучать, игрушка у тебя уже есть.
Он уходит, а я стою, как дурочка, глядя на дверь.
8
Я сплю как убитая, но вдруг слышу, что открывается входная дверь. Вскакиваю с постели. Который час? Смотрю на часы: 11.07. Снова падаю на кровать. Мне совсем не хочется знать, кто пришел. Внезапно на меня падает маленькая бомбочка и кричит:
— Тетя, приве-е-е-е-е-е-е-е-е-е-т!
Это моя племянница Лус.
Мысленно ругаюсь, но затем сжимаю малышку в объятиях и с любовью целую.
Я обожаю свою племяшку. Но когда я смотрю на сестру, мой взгляд не такой уж приветливый. Через двадцать минут, приняв душ, захожу в кухню в одной пижаме. Сестра готовит завтрак, а моя маленькая Лус, расплющив в объятиях бедняжку Курро, смотрит мультфильмы.
Сажусь на столешницу и спрашиваю:
— Могу ли я знать, что ты делаешь у меня в субботу в одиннадцать часов утра?
Сестра ставит передо мной кофе.
— Он мне изменяет, — шепчет она.
Удивленная, я собираюсь ответить, но она понижает голос так, чтобы Лус ее не услышала, и продолжает:
— Я только что обнаружила, что мой бессовестный муж мне изменяет! Я полжизни сижу на диете, хожу в спортзал, слежу за собой, чтобы безупречно выглядеть, а этот неблагодарный мне изменяет! Но я это так не оставлю. Клянусь, я найму самого лучшего адвоката и выведу на чистую воду этого подонка. Клянусь тебе, что я…
Мне нужна одна секунда. Тайм-аут. Поднимаю руку и спрашиваю:
— Откуда ты знаешь, что он тебе изменяет?
— Знаю, и все.
— Это не ответ, — настаиваю я.
В кухню забегает малышка.
— Мамуля, я в туалет.
Ракель кивает:
— Эй, не забудь вытереть свое сокровище, хорошо?
Малышка исчезает из виду.
— Вчера Пили, мать подружки Лус, призналась мне, что догадалась об измене мужа, когда тот начал сам покупать себе одежду. А два дня назад он купил себе рубашку и трусы!
Я ошеломлена. Не знаю, что и сказать. И вправду, говорят, что именно так проявляются первые признаки мужской измены. Но, конечно же, нельзя утверждать, что у всех это происходит одинаково. Тем более речь идет о моем зяте. Я просто не могу себе это представить.
— Но, Ракель, это ни о чем не говорит…
— Наоборот. Это говорит о многом.
— Да ладно тебе, ты преувеличиваешь! — смеюсь, чтобы снять напряжение.
— Ничего я не преувеличиваю, Булочка. — Она как-то странно на меня смотрит, словно желая что-то сказать… — А когда мы занимаемся любовью, он…
— Я больше не хочу ничего знать, — прерываю ее. У меня вовсе нет желания представлять своего зятя в порыве страсти.
И тут в кухню врывается племянница и спрашивает:
— Тетя… а почему эта помада не красит, а дрожит?
Я чуть не проваливаюсь сквозь землю. Малышка держит подаренный Эриком вибратор в форме губной помады. Спрыгиваю со стола и молниеносно выхватываю его у Лус из рук. Сестра, занятая своими мыслями, ничего не замечает. Тем лучше. И тогда я прячу эту чертову помаду в первом попавшемся месте: в трусики.
— Это испорченная помада, кнопочка. Разве ты не видишь?
Девочка хохочет, и я вместе с ней. Сама невинность. Сестра смотрит на нас, а племянница говорит:
— Тетушка, не забудь, что во вторник у нас праздник.
— Ни за что, милая, — шепчу, ласково гладя ее по голове.
Племянница кривит губки и говорит:
— Я поссорилась с Алисией. Она глупая, и я больше не хочу с ней дружить.
Алисия — лучшая подруга племянницы. Но они настолько разные, что постоянно ссорятся, хоть и не могут жить друг без друга. Я выступаю между ними посредником.
— Почему вы поссорились?
Лус фыркает и закатывает карие глазки.
— Потому что я дала ей фильм, а она говорит, что это вранье, — бормочет она. — Она обозвала меня глупой и еще всякими ужасными словами, и я разозлилась. Вчера она принесла фильм, попросила у меня прощения, но я не простила ее.
Я улыбаюсь. Моя крошка со своими большими проблемами.
— Лус, я ведь всегда тебе говорила, что, когда ты любишь человека, нужно стараться решать проблемы, разве нет? Ты любишь Алисию?
— Да.
— И если она извинилась за свою ошибку, почему ты ее не прощаешь?
— Потому что я злюсь на нее.
— Конечно, ты злишься, но теперь ты должна определить, что для тебя важнее: перестать злиться или потерять подругу, которую ты любишь и которая к тому же попросила прощения. Подумай об этом, хорошо?
— Хорошо, тетя. Я подумаю.
Через несколько секунд малышка теряется в квартире.
— Можно узнать, что ты спрятала в штанах? — спрашивает Ракель.
— Я же сказала. Испорченную помаду, — смеюсь, вспомнив, что у меня в трусиках.
Верит она или нет, но принимает сказанное и больше не просит объяснений. Вот и отлично. После получасового разглагольствования о выходках моего зятя сестра и племянница уходят и оставляют меня в покое.
