— Теперь рассказывай, — потребовал он, — и постарайся
сделать это очень подробно, чтобы я понял, почему у тебя такое измученное лицо.
Дронго усмехнулся и начал свой рассказ с того самого
момента, как он спустился вниз, в холл, вместе с Мурашенковым и Сарычевым. Где
позже появилась Илона, которая поведала ему о происшедшей с ней двадцать лет
назад трагедии.
Затем Дронго заказал еще по две чашки кофе и чая. И вспомнил
о разговоре с Мануэлем Сильвой.
Под конец он сообщил о визите пана Шокальского. И когда
закончил рассказывать, взглянул на комиссара и пожал плечами:
— Формально подозреваемыми можно считать двенадцать человек.
Но нас я исключил. Значит, остается десять. И по тому, как холодно и
отстраненно вел себя мистер Джеймс Фармер, я поставил его на первое место в списке
подозреваемых.
— «Десять негритят», — вспомнил комиссар, — кажется, была
такая повесть у Агаты Кристи. Только не спрашивай меня, читаю ли я детективы.
Конечно, не читаю. Мне рассказал об этой интересной повести мой инспектор Люка.
Но там, кажется, один судья убивал всех — одного за другим.
— Верно, — устало улыбнулся Дронго, — вы меня все время
поражаете, комиссар. Только там была еще и другая особенность. Все события
происходили на одиноком островке, откуда нельзя было сбежать. А у нас можно
выйти из отеля и уехать куда угодно.
— Кэтрин Фармер так и сделала, — напомнил комиссар, — их
автомобиль видели в Фаро. Если они улетят на самолете, это будет признанием их
вины.
В Фаро, на востоке от Алвора, находился международный
аэропорт, куда приземлялись самолеты из многих стран мира. Собственно, это был
самый крупный аэропорт на всем побережье португальского юга.
— Надеюсь, что не улетят, — пробормотал Дронго. — Из их
разговора я не услышал ничего о подобном намерении. Кроме того, они забрали бы
с собой свою визажистку. И свои чемоданы.
— Не обязательно. — Комиссар получал удовольствие и от
разговора, и от своей трубки, и от горячего кофе. — Такая женщина, как Кэтрин,
вполне может улететь и без чемоданов. А потом прислать за ними частный самолет.
В отличие от тебя, у меня гораздо меньше новостей. Сразу скажу, что несчастную
Сильвию застрелили. Два выстрела из пистолета «дженнингс», модель пятьдесят
восемь.
— Значит, убийца стрелял наверняка, — задумчиво произнес
Дронго, — два выстрела из такого пистолета должны были разорвать ей всю грудную
клетку.
— Что и произошло, — сказал комиссар. — Кроме того, эта
модель — особая, с полимерным корпусом. Заряжается патронами «ультра». Очень
редкий вид патронов. Диаметр донышка гильзы меньше диаметра самой гильзы. Такие
патроны могут использоваться только для пистолетов, специально приспособленных
к ним.
— Гильзы нашли?
— Две гильзы на полу. Убийца сделал два выстрела.
Некоторое время комиссар курил свою трубку и молчал. А
Дронго терпеливо ждал.
— На «дженнингс» можно надеть глушитель, — задумчиво сообщил
Брюлей, — в этом случае ты мог не услышать выстрелов. Но Сильвия должна была
закричать. И если она не закричала, это означает, что она знала своего убийцу и
не ожидала, что он может в нее выстрелить.
— И тогда у нас остается только один подозреваемый — Джеймс
Фармер, — предположил Дронго. — Любой другой, кто появился бы в ее спальне,
должен был вызвать у нее как миниум подозрение.
— Возможно, — комиссар нахмурился. — Кстати, Луиза
призналась, что не входила в комнату Сильвии. Нужно было видеть, чего мне
стоило выбить из нее признание.
— Но она подходила к дверям?
— Да, — кивнул комиссар, — я обещал никому не рассказывать и
собираюсь сдержать свое слово. Но для тебя могу сделать исключение. Сильвия
платила Луизе очень большие деньги за информацию о племяннице своего мужа.
Похоже, она хотела знать все о личной жизни Кэтрин Фармер.
— И сколько она платила?
— Три тысячи долларов в месяц!
— Что поделаешь — инфляция, — вздохнул Дронго, — раньше стукачам
платили гораздо меньше. Почему она не вошла в комнату?
— Она постучала, но ей не открыли.
— Горничная говорила, что видела, как Луиза выходила из
номера убитой, — напомнил Дронго.
— Она видела, как Луиза дергала ручку, и решила, что та
закрывает за собой дверь, — пояснил комиссар, — такое часто бывает. В моей
практике было несколько подобных случаев. Нет, Луиза не входила в номер. Хотя
Сильвия позвонила ей, и они договорились о встрече. Знаешь, почему я верю Луизе
на слово? Она должна была сегодня утром получить деньги. Три тысячи долларов.
Деньги так и остались лежать в столике убитой. Теперь понимаешь?
— Да, — кивнул Дронго, — это ее алиби. Договорившись с
Сильвией о деньгах, Луиза пошла за ними, зная, что Кэтрин уедет с мужем на
побережье. Но она не входила в номер, иначе взяла бы деньги.
— Верно. И еще я тебе скажу, что мне жалко эту визажистку. И
не потому, что она моя соотечественница.
— А я не люблю стукачей, — угрюмо повторил Дронго, — ни в
каких вариантах.
— Кто, по-твоему, страшнее? Дьявол, обернувшийся
змеем-искусителем, или Ева, поддавшаяся на его уговоры? — спросил комиссар. — Я
тебе скажу, Дронго, что сам был таким же бескомпромиссным. Но на самом деле
Луиза мне гораздо симпатичнее, чем убитая Сильвия. Несчастная визажистка,
оставив мужа, мотается по всему свету с актрисой, чтобы заработать на жизнь
трем своим внукам. А Сильвия, зная ее трудности, готова предложить ей деньги за
очевидную подлость. Кто из них хуже? Несчастная женщина, которая поддается на
уговоры ради своих внуков, или жена миллиардера, которая выбрасывает деньги,
чтобы узнать интимные тайны своей бывшей подруги, ставшей ее родственницей? Не
знаю, кто убил Сильвию, но она была неприятным человеком.
Дронго задумался. Может, Брюлей прав? Может, сам Дронго
иногда слишком строго судит своих знакомых? Ведь подчас в различных жизненных
ситуациях некоторые из них оказывались лишь слабыми людьми, согласными пойти на
компромисс ради достойной жизни для себя и своих близких? Может, способность к
компромиссу естественна для любого человека, а он, Дронго, требует
бескомпромиссности от обычных слабых людей? Может, поэтому ему иногда бывает
так сложно?..
— Она купила Луизу, — продолжал комиссар, — и ненавидела
Кэтрин, с которой когда-то дружила. Представляешь, до какой степени ненавидела,
если решила платить столько денег визажистке?
— Но почему? — спросил Дронго. — Чего она так боялась?
— Все дело в завещании, — пояснил комиссар. — По прежнему
завещанию большую часть наследства ее муж Джеймс Фармер отписал своей
племяннице. Сильвия требовала изменить завещание, но чтобы об этом не узнала ее
бывшая подруга.
