— Сорок три, — признался Дронго.
— Идеальный возраст, — глядя ему в глаза, сказала она, —
самый лучший возраст для мужчины.
— Что вы хотите сказать? — не понял он, даже немного
растерявшись.
— Я должна получить хоть какую-то компенсацию от своего
приезда в Алгарве, — деловито заявила пани Илона. И пока он не успел ничего
возразить, вдруг притянула его к себе и сама поцеловала.
— Кажется, я тоже получу компенсацию, — успел пробормотать
Дронго в перерыве между двумя поцелуями, и они оба расхохотались.
Глава 10
В то время как Дронго беседовал с пани Илоной, комиссар
Брюлей и адвокат Карнейро, расположившись в курительном зале перед
гриль-рестораном, продолжали свой разговор, начатый несколько дней назад в
Париже.
— Как видите, я оказался не слишком расторопным охранником,
— мрачно произнес Брюлей, — кажется, у вас есть все основания расторгнуть наше
соглашение.
— Ничего подобного! — Карнейро курил сигары, которые так не
любил комиссар. Как всякий курильщик трубок, он не признавал ничего другого. —
Когда я обратился к вам за помощью, — пояснил адвокат, — моя задача состояла в
том, чтобы вы приехали сюда. Специалист с такой репутацией, как у вас, нужен
был в отеле, чтобы дать понять всем, что мы обеспечили надежную охрану
участникам переговоров. Для нас была важна безопасность Джеймса Фармера, а не
его родственников. И уж тем более мы не думали о Сильвии, гибель которой стала
для нас неожиданностью.
— У вас своя градация ценностей, — поморщился Брюлей, —
по-вашему, жизнь Джеймса Фармера стоит гораздо больше, чем жизнь его погибшей
супруги?
— Конечно, — кивнул адвокат, — мне кажется, что вы
понимаете, о чем мы говорим. Или вы с одинаковым рвением расследуете убийство
бомжа под одним из парижских мостов и покушение на министра вашего
правительства? По-моему, абсолютно ясно, что стоимость каждой человеческой
жизни зависит, в том числе, и от социального статуса человека. Во все времена
было так, и мы не можем изменить этого важнейшего фактора человеческих
отношений. Убийство Цезаря меняет историю, убийство одного из его легионеров —
всего лишь прискорбный факт для самого легионера.
— Между прочим, я расследую «с одинаковым рвением» любое
преступление, — гневно прохрипел комиссар, — и мне важен сам факт
противоправного проступка, убийства или ограбления, а не социальный статус
жертвы.
— Вы можете себе позволить вести себя так, как вам хочется,
— миролюбиво согласился Карнейро, — вы достаточно известный человек. Но
большинство полицейских прекрасно понимают, когда нужно приложить максимум
усилий, а когда можно и немного схалтурить. Как и мы, адвокаты. Клиента,
который готов пополнить наш счет миллионом евро, мы встречаем с распростертыми
объятиями и занимаемся его проблемами гораздо более внимательно, чем делом
какого-нибудь бедняка, способного наскрести лишь несколько сотенных бумажек.
— Вы работаете на своих клиентов, а я служил государству, —
возразил комиссар, — и если подобное разделение будет когда-нибудь закреплено,
хотя бы в подсознании полицейских, то тогда мы будем служить не государству, а
всего лишь кучке олигархов, имеющих возможность использовать полицию в своих
личных целях.
— Простите меня, но французы неисправимо заражены бациллами
социализма, — ухмыльнулся Карнейро. — Свобода, равенство, братство! То, что
было хорошо двести с лишним лет назад, не подходит для нынешнего времени. Уже
всем понятно, что люди рождаются неравными. И равенства не может быть никогда.
Один появляется с талантами великого певца, другой не может нормально применить
деление или умножение. Гены у каждого свои, доставшиеся в наследство от
родителей. В двадцать первом веке все встало на свои места. Негры хорошие
боксеры не потому, что белые не умеют драться. Ученые считают, что лобные кости
черномазых гораздо крепче, чем лобные кости представителей нашей расы. С другой
стороны, в мире нет ни одного шахматиста-негра. И не может быть. Для этого
требуется интеллект, которого они не имеют. И не могут иметь. Поэтому не нужно
обижаться. Все идет так, как идет.
— Я начинаю жалеть, что приехал по вашему приглашению, — с
отвращением признался Брюлей, — мало того что вы неприятный тип, вы еще и
расист.
— Ну вот видите, обычные штампы. Это не расизм, это
нормальное, научное, если хотите, объяснение. Как бы там ни было, вы понимаете,
что Джеймс Фармер именно тот человек, который нас волнует. Заключение контракта
с такой стоимостью и выбор места, где может состояться следующий чемпионат, это
не только финансовое, но и политическое событие.
— И вы думаете, что переговоры все еще могут состояться? Вам
не кажется, что теперь они окончательно сорваны?
— Вот тут вы наверняка ошибаетесь, — усмехнулся Карнейро. —
Я знаю Фармера много лет. Ничто в мире не может выбить его из колеи. Он
продолжит переговоры, даже несмотря на смерть Сильвии. Он слишком сильный
человек, чтобы поддаваться обстоятельствам или идти на поводу у своих чувств.
Кроме того, Сильвия не первая его жена. И судя по физической
форме Джеймса Фармера, можно быть уверенным — не последняя.
— Тогда убийца просчитался, — сказал комиссар.
— Разумеется. И понятно, почему они стреляли в Сильвию.
Убивать самого Фармера не имело никакого смысла, тогда соглашение было бы
окончательно сорвано. А они предлагают огромные деньги и готовы идти на любые
финансовые условия, лишь бы впервые перетащить этот чемпионат к себе в Россию.
Вы представляете, какие преимущества они получат?
— И новые контракты по оборудованию атомных станций? —
спросил Брюлей.
Карнейро не удивился. Он вытащил наконец сигару изо рта,
положил ее на край пепельницы.
— С самого начала было понятно, что вы все равно сумеете
узнать, почему вокруг этих чемпионатов такой ажиотаж. Раз вы все знаете, то
должны понимать, что проведение таких соревнований нельзя отдавать русским.
— Вы сказали, что «они стреляли в Сильвию». Вы полагаете,
что убийца был не один?
— В физическом смысле, возможно, один. Но за конкретным
исполнителем всегда стоят заказчики. Кто исполнитель — я думаю, мы все знаем.
Заказчиков тоже вычислить нетрудно. Вам остается только доказать их вину.
— Мне кажется, не все так однозначно, — Брюлей тяжело
вздохнул. Он и раньше, как полицейский комиссар, недолюбливал адвокатов,
умеющих разрушить любую систему доказательств и выводы следствия своими
хитроумными придирками. Но, столкнувшись с Карнейро, комиссар впервые испытывал
просто непреодолимое чувство брезгливости.
— Кого вы имеете в виду? — сухо поинтересовался Брюлей.
— Только один человек мог выстрелить в Сильвию. Бывший
сотрудник полиции, которая ненавидит Джеймса Фармера. Это Илона Томашевская. Ее
заказчиками наверняка были наши русские гости, господа Мурашенков или Сарычев.
Возможно, оба вместе. Один разработал план, а второй выбрал конкретного
исполнителя.
