– Снайпер на десять! – Леха дернул стволом влево. – Вижу отблеск…
Он успел выстрелить, и тут же чужая пуля клюнула его в лицо, и Леха упал головой на бревно, выпустив винтовку из рук. Она качнулась вперед, ствол уперся в землю, приклад задрался. Мы с Басмачом отпрянули, спрятались за стволом.
– Охотник, если ты окажешься неправ… – напряженно процедил седой.
– У Птахи нет времени думать, – оборвал я. – Главное, чтобы майор вовремя начал… Вот!
С другой стороны поселения донеслись частые выстрелы – центральная группа Шульгина имитировала основную атаку. Птаха со Звероводом почти не имели времени на размышления, они могли успеть пораскинуть мозгами лишь самую малость, и первое, что приходило в голову: с нашего конца малыми силами проводится отвлекающий маневр, а с противоположного основной отряд вступает в бой после небольшой паузы, нужной, чтобы на нашу сторону поселения успели побежать бойцы-краевцы. Таким, по мнению вражеских командиров, должен быть наш план – и таким он действительно изначально был у Басмача. И сейчас, если я прав, именно к отряду майора Шульгина приближаются под прикрытием домов бойцы Зверовода. Они думают, что не дали себя перехитрить, не повелись на обманку. И вот-вот окажутся под перекрестным огнем трех групп. Причем в отличие от убитого Лехи у двух снайперов майора на винтовках стоят глушаки, а сами они должны быть хорошо замаскированы, так что вычислить их стрелковые точки в отличие от нашей гораздо сложнее.
– Еще немного, Басмач, – посоветовал я. – Выжди еще совсем чуть-чуть…
– Среди домов уже никого не видно, – сказал он.
– Вижу, но потерпи. Пусть они там втянутся, пусть горячка начнется.
– Сильно потянуть – сомнут Шульгина.
– Правильно, надо на грани удержаться. На тонкой грани, когда… Ну, кажется, время?
И тут седой показал себя. Я-то думал, он совсем спокойный, но умел, оказывается, мужик зажечь сердца громким словом и добрым матом. И личным примером тоже.
Басмач одним длинным движением вскочил, перемахнув через бревно, на бегу подхватив с земли винтовку Лехи, поднял ее высоко над головой и взревел, как адская труба:
– Впере-е-ед! В атаку, маа-а-ать!!! – дальше последовало длинное, в меру заковыристое и очень смачное ругательство, от которого у любого нормального мужика загораются глаза, теплеет в груди, а кулаки сами собой сжимаются, чтобы дать кому-нибудь в морду.
Я оглянулся. Позади был заросший травой луг, с первого взгляда – пустой, но уже со второго на нем обнаруживалась длинная дуга травяных горбиков.
С негромким шелестом они развернулись, и посреди поля распрямились около полусотни бойцов, вооруженных «АК», «АКСУ», «Вихрями», карабинами и винтовками. Они побежали вслед за Басмачом, образовав длинный полукруг. Тогда и я вскочил, прыгнул через ствол. Пристегнутая к ремню сумка с деньгами и золотом ударила по бедру.
До первых домов было недалеко – мы успели преодолеть большую часть расстояния, прежде чем раздались выстрелы краевцев. Тут же, как было условлено заранее, все наши бойцы, кроме тех немногих, что находились прямо позади нас с Басмачом, начали стрелять в ответ. Они накрыли окраинные улицы секущим свинцовым дождем.
То, что цепочка нападающих так растянулась, и было залогом успеха. Защищающиеся, сколько бы их ни осталось с этой стороны поселения, просто не могли успеть перестрелять всех, пока мы пересекали открытое пространство.
Когда я добежал до первого окраинного дома, Басмач был где-то впереди и слева. Он теперь меня не видел, а спешащим позади рядовым до меня не было особого дела – и я с ходу прыгнул в окно без стекла. Пробив мешковину, которой был занавешен проем, влетел внутрь, перевернув стол, упал за ним. Вскочил на колени, поднял «Карбайн»… Никого.
Покинув дом через дверь на другой стороне, я побежал вдоль ограды, перескакивая через грядки с зеленеющими кустиками. Все, дальше каждый за себя. Басмач и Шульгин с их атакой нужны были, чтобы попасть в Городище, причем попасть с шумом и пылью, когда персонально на меня никто не обратит внимания. Сейчас все именно так и было: в Городище грохотали выстрелы, кричали люди, бой неуклонно распадался на отдельные перестрелки, на стычки небольших групп и одиночек среди кривых улочек, огородов, заборов, сараев и домов. Отряды Басмача и майора медленно сходились с двух сторон, и сквозь весь этот хаос двигался я.
Теперь вопрос состоял в том, кто первым доберется до центра.
* * *
Выстрелы доносились из-за домов, с двух сторон. Стреляли за спиной, стреляли впереди, но на площади с Теремом и тюрьмой было тихо. Безмолвно пялились в пустоту вкопанные по кругу столбы-идолы. Сидящий между ними беловолосый человек, которого я видел из окна тюрьмы, исчез. Поскрипывая зубами от спазмов, я пробежал вдоль края площади, свернул, быстро пересек открытый участок. Снова поворот – и за углом бревенчатой тюрьмы взгляду открылось крыльцо, перед которым прохаживался краевец в кожаном шлеме, меховой куртке и штанах, с «АКСУ» в руках. Сейчас он находился ко мне спиной и повернуться должен был через несколько шагов.
В любую минуту Шульгин со своими мог ворваться на площадь, да и Басмач скоро подоспеет. Я опередил его бойцов только потому, что те по дороге то и дело встревали в перестрелки, я же, наоборот, старался избегать их, лавировать и прятаться, двигаясь вперед лишь с одной целью: как можно быстрее добраться до площади. Не было ни секунды лишнего времени, поэтому я сразу бросился вперед вдоль стены, подняв «Карбайн» к плечу. Оглянется часовой – значит, не свезло ему, не оглянется…
Он оглянулся, но в самый последний момент, и стрелять не пришлось, я просто пнул его носком ботинка между ног и тут же, повернув винтовку, ударил прикладом в висок.
Это был Овсянка, молодой лесной волк из отряда Зверовода. Он беззвучно повалился на ступени крыльца. Распахнув дверь, я вбежал в пустой коридор. Вот она, наша камера… Почему открыта?!
Прыгнул внутрь. Здесь никого не было, устилавшая пол солома разбросана, часть сбита в ком под стеной.
– Алина! Шутер! – крикнул я.
И увидел кровь на полу. Большое темное пятно, прилично натекло… Чья это кровь? И где женщина с маленьким дезертиром?
Боль резкой пульсацией пронзила живот и грудь. Зарычав, я бросился назад из камеры. Сунул руку в карман за таблеткой, но боль уменьшилась, и я не стал глотать обезболивающее – лучше еще потерпеть, хоть немного, потому что если потом прихватит сильнее, а таблетки уже не будет…
Овсянка лежал, где упал, и не шевелился. Массируя живот, я встал над ним. Площадь – по другую сторону тюрьмы, Терем старосты левее, отсюда его не видно. Если побегу туда… Лес знает, кто там засел внутри. Сам Птаха вряд ли в гуще боя, скорее он именно в Тереме, приготовился держать оборону, да и не один, наверное. Пространство перед зданием хорошо простреливается из окон. Как быть? Нет времени – думай, думай!
Я посадил Овсянку, привалив спиной к крыльцу, стащил с него меховую куртку, шлем. Тот налез на голову легко, а вот куртка была мала, едва натянул. Наклонив голову, чтобы не было видно лица, выскочил на открытое пространство перед Теремом. Через несколько шагов заметил, как в окне приоткрылись ставни. Между ними темно, непонятно, что там, но на меня сейчас точно смотрят и могут в любой миг открыть огонь.
