– Заболтай их, как ты умеешь. Они сейчас будут на все новые рожи смотреть с подозрением. Лютик, а ты молчи.
– Да я и так молчу, – буркнул он несколько напряженно – сказывалось отсутствие жвачки.
В этот момент со стороны поля, где было заросшее осокой озерцо, донесся далекий рокот мотоцикла, и Калуга ахнул:
– Тринадцать гребаных байков – он! Звук узнаю, рыкливый такой… Это Палач. Не знаю, с Выдрой или нет, но байк точно тот, мехом обтянутый. Подъезжает.
– Так пошли быстрее внутрь, – заключил я.
Дверь в воротах нам после стука открыл хмурый человек в сером камуфляже и с автоматом «Вепрь». За воротами был неширокий проход между двумя рядами «ежей», по сторонам от них стояла пара будок с окошками, откуда торчали стволы пулеметов. В конце образованного «ежами» коридора дорогу преграждала толстая цепь, которую ради нас никто не снял, пришлось перебираться через нее под дулами вышедших навстречу бойцов.
Потом мы с Калугой минут десять объясняли, кто такие и зачем пришли, то есть объяснял в основном Калуга, я же поддакивал и кивал, а Лютик мрачно молчал. Настроение у него из-за отсутствия жевательной смолы испортилось окончательно. В конце концов, расставшись с шестьюдесятью рублями – пошлиной за вход, – мы получили по куску кожи на шнурках. На коже виднелись расплывчатые печати. Это были «мандаты», дающие право свободного передвижения по Чуму, их следовало носить на груди и предъявлять по первому требованию уличных патрулей.
Я внимательно глядел по сторонам, по привычке, привитой еще покойным Мишей, стараясь оценить возможные пути отхода, плотность построек и прочее, что необходимо знать про место, где, возможно, вскоре придется вести боевые действия. Уже начало вечереть, но пока видно было хорошо, и я мог оценить обстановку.
– Пахнет, – заметил Калуга, принюхиваясь. Лютик тоже потянул носом воздух.
Над холмом витал едва уловимый дух сероводорода, будто слабое подобие того запаха, который накрыл магазин с «газовой камерой» в подвале.
Темнело быстро, но и мы не тормозили – скорым шагом поднимались к вершине. По дороге миновали несколько фонарей: низкие столбы, увенчанные стеклянными колбами, которые светились синим. Людей вокруг почти не было, только из окон домов иногда выглядывали лица. Постройки по большей части из глины и досок, между ними дворики, проулки, темные тупички. Оттуда доносились приглушенные звуки, там шла скрытая жизнь. Место в целом казалось опасным, тревожащим, и еще тревожней мне стало, когда на пути встретился патруль: четверо в сером камуфляже и с «Вепрями». В руках одного патрульного был электрофонарь, горящий ярче, чем колбы на столбах. Он сразу направил луч на нас.
Я прикрыл глаза ладонью. В темноте, которая сгустилась вокруг, раздался тихий лязг, потом кто-то приказал: «Не шевелиться!» Мы и так не шевелились. Калуга зачастил:
– Э, парни, парни, мы свои… то есть официальные… У нас вот мандаты, на них печати ваши стоят. Знаете же, что Создатель детям своим заповедовал: да не убий ближнего своего, а если убий, то тихо-тихо. А вы стрельбу собрались поднять. Разбудите весь город, Хозяин вам это припомнит.
Он бы еще долго нес околесицу, если бы не получил прикладом в живот и не заткнулся. Удар был не слишком сильный – так, для порядка. Наши мандаты проверили, старший патруля задал несколько вопросов и пропустил нас дальше.
Потом дорогу преградила широкая расселина с осыпающимися краями. Через нее вел мосток, а из глубины шел явственный сероводородный ветерок. Мы перешли ее по скрипучим доскам, поглядывая вниз, где виднелись уступы и дыры, некоторые забранные дверями, другие занавешенные мешковиной или брезентом. Далеко слева на склоне была бревенчатая лестница, уходящая в расселину на десяток метров. Она заканчивалась большим земляным выступом, застеленным досками, и с дверью, ведущей в склон. На дощатой площадке маячили две фигуры со стволами.
– Что это тут, жилой район? – удивился Калуга.
– Норавейником оно называется, – проворчал Лютик и махнул рукой в сторону лестницы. – Вон там центральный вход.
– Это место, где цыгане хозяйничают? Там еще баба главная, Катерина рассказывала, как ее… Нора?
Лютик ничего не ответил, и Калуга не стал больше приставать с расспросами.
Норавейник оказался своеобразной границей, отделяющей нижний Чум от верхнего. Дальше построек было меньше, но люди, наоборот, стали попадаться чаще: обычные с виду бродяги, старики и молодые, мужчины и женщины. На глиняной крыше кто-то курил, сидя в кресле. Рядом во дворе, обнесенном ржавой сеткой, два мужика ковырялись в древней колымаге. На перевернутом ящике в свете газовой лампы четверо играли в карты, попивая чай, который наливали в кружки из мятого жестяного чайника. От чая сильно несло мятой и чем-то еще, явно наркотическим. Лютик оживился, стал пялиться на игроков, но мы с Калугой потащили его дальше.
– Обещали, что смолы купим, – ворчливо напомнил наемник.
– Позже, – отрезал я. – Сейчас надо сделать дело.
Дома закончились – перед нами раскинулась широкая, покатая вершина холма. Калуга выкатил глаза:
– Экое местечко необычное. В тот раз я не разглядел толком… Ты смотри, брат, как тут все раскособочило.
Вершину изрезали складки, рытвины, земляные развалы и ущелья, поверх них горожане положили настилы, подперли осыпи бревнами и каменной кладкой. Людей здесь хватало, да и фонари светили чаще, хотя на самой вершине, вокруг огороженной Башни, оставалась голая земляная площадка.
Я решил, что держать оборону на такой местности – самое оно. Если правильно расставить бойцов, оборудовать толковые огневые точки в нужных местах… Понадобится целая армия и долгий, продолжительный бой, чтобы только добраться до Башни, а внутрь ворваться будет еще труднее. Обрубок дерева-мутанта казался непривычно толстым, кряжистым, судя по нему, дерево было настоящим исполином. Как там у них с обороной? Если в Башне – тюрьма, как говорил Рапалыч, то внимание больше на то, чтобы никто не сбежал изнутри, чем на то, чтобы отбить атаку снаружи. С другой стороны, там же еще наверху оружейный склад и резиденция Чумака – опять-таки, если верить старику. В общем, Башню точно хорошо охраняют. Лучше, чем госпиталь Кати.
– Гляди, как они газ получают, – Калуга показал вправо. Там стоял тускло поблескивающий колпак из клепаного железа, диаметром метров пять, с отверстиями, от которых отходили две трубы. В колпаке была дверь, перед ней в открытой будке торчал охранник. Дальше я заприметил еще одну постройку с трубами, побольше, а выше по склону – третью.
– Значит, если смекалку подключить, дедукцию, – Калуга упер в лоб указательный палец и свел брови, изображая приступ смекалки с дедукцией, – то становится понятно, что под этими колпаками дыры или трещины, откуда газ идет сильнее, чем в других местах. Их закупорили, подвели трубы… Несложная технология.
– Должны быть еще емкости, чтобы накапливать газ, – возразил я. – Где они? Ладно, нам нужно найти развалюху, в которую нас тогда из лаза вывел старик. В какой она стороне… вон там, правильно? Идем туда.
