– Травник в Норавейнике, – объявил Рапалыч, подтверждая последнюю мысль. – У цыган, стало быть, у Норы. Слыхали про такую?
– Нора – старшая в анклаве местных цыган.
– Ага, атаманша на районе. Хозяйка ворья, даже Чумак с ней ничего не может сделать. Травник ваш у цыган и отсиживается. В Норавейнике много тихих мест. Норок всяких, тупичков, пещерок. Ежели хорошо заплатишь цыганам – хоть год от всего света прячься. Он там засел.
– И ты знаешь где? – уточнил я.
– Мудрость моя все знает. Тридцать рублев за то пришлось отдать. Возвернешь их мне, понял, молодой? Идем теперь быстрее в Норавейник, я вам покажу Травника. Не хочу я более на вас глядеть, надоели вы мне, обижаете, особливо ты, охотник.
Глава 19
Зов крови
– Норавейник, значит, – повторил я, останавливаясь в паре десятков метров от края расселины. – Погоди, старик, я хочу прояснить для себя обстановку. Значит, хозяйкой там эта Нора?
– Цыганка всем заправляет, – повторил Рапалыч. – У ей два брата старших и один младший, но командует она.
– А Норавейник этот по большому счету одна здоровенная помесь ночлежки с притоном? – уточнил Калуга.
– Вроде того. Всякая шваль да наркоманы там ошиваются. Цыгане из толченых корней и травок с-под Леса да и из артов всяких варят зелья.
– Как Бадяжник с Черного Рынка.
– А еще пещерки сдают, если кто пожить хочет по-тихому, отсидеться. В Норавейник полицаи не рискуют лезть, опасно. Там в глубинах нор такие… – старик помолчал, пожевал губами, – чудища в человечьем обличье попадаются.
– А Травник с Норой знаком? – спросил я.
– Ага. И я знаком, и Травник, стало быть, тоже.
– То есть ты и ей хабар иногда подкидывал? – снова вклинился Калуга.
Не ответив, Рапалыч захромал дальше к расселине, то есть к тому месту, где над краем торчала верхняя часть бревенчатой лестницы. Я сделал знак Лютику, и он притормозил, очутившись вместе со мной за спиной старика. От «Вершины» до Норавейника мы шли недолго, и сейчас впервые представился случай обменяться парой слов так, чтобы Рапалыч не услышал.
Шагнув ближе ко мне, наемник зашептал:
– Командир, он подставу задумал. Я Нору ту видел раньше один раз: мелкое цыганье такое, кривое. Старик с ней говорил щас. Его тот тощий привел на хазу к ее брату, а тот повел сюда. Брат Нору наружу вызвал, она на лестницу к ним вышла, старик с ней долго тер. Я сверху глядел. Услышать не мог, но это подстава. Ловушка. Они хотят…
Старик, что-то почуяв, оглянулся – как мне показалось, с подозрением. Наемник шагнул прочь от меня и сделал лицо кирпичом.
– Так вы идете, молодые? – скрипнул Рапалыч недовольно. – Нужен вам тот Травник или нет? Давайте уже, я деньгу свою хочу получить.
– Идем, идем, – откликнулся я.
Калуга вопросительно посмотрел на меня, я едва заметно пожал плечами, и мы зашагали вперед. Я шел медленно, чтобы дать себе время хоть немного обдумать ситуацию. Мысли так и метались в голове…
Рапалыч может подозревать, что мы при деньгах. Хотя я усиленно торговался с ним, показывая, что у меня их немного, но вдруг он решил, что я просто жадный? Хочет получить все, что у нас есть: монеты, сколько бы их ни было, шмот, стволы, боеприпас. Но сдавать нас полицаям, объявив им, что мы из Края, он не может, потому что те заберут все себе. Значит, ему нужен кто-то, кто поделится, и если он раньше таскал добытый хабар в том числе и этим цыганам…
Остается вопрос: Травник в Норавейнике или нет? Я новым взглядом окинул расселину, к которой мы приближались. До ведущей к центральной норе лестницы оставалось всего несколько метров. И что там внизу? Нас поджидает десяток цыганских стволов?
Старик хромал впереди, мы шли за ним, Калуга с Лютиком притихли, дожидаясь моего сигнала. А я все никак не мог решить, что делать. Можно сунуться в ловушку, поднять стрельбу – если мы насторожены, о засаде знаем, то врасплох они нас не застанут… Но что, если Травника там просто нет, если Рапалыч его даже и не искал, а ведет нас на убой, только чтоб поживиться? Тогда нет смысла вообще спускаться по этой лестнице.
Если так, то нужно прямо сейчас узнать, нашел ли он Травника. Исходя из этого, уже думать дальше. До лестницы остается несколько шагов, вот-вот взгляду откроется выступ с дощатой площадкой, и если на ней по-прежнему стоят охранники… Все, нет у меня другого варианта.
Я прыгнул вперед, пальцы скользнули под клапан кармашка на перчатке. Тычковый нож впился Рапалычу под челюсть, другой рукой я обхватил его, прижал к себе. Калуга тихо крякнул, Лютик не издал ни звука. Они остановились по сторонам от нас и, не сговариваясь, нацелили стволы в сторону лестницы. Пока старик не успел заговорить, я зашептал ему в ухо:
– Не обязательно перерезать горло, можно просто проткнуть трахею. Подергаешься десять секунд – и все. Положим тебя тихо прямо здесь остывать, отойдем назад. С лестницы не услышат.
– Ты, щено…
– Пока что молчи и слушай, – я немного повысил голос. – Шутки кончились, и вся твоя тухлая болтовня и корявые хитрости – тоже. Теперь все совсем серьезно, понимаешь? Я убью тебя, положу здесь, и мы уйдем. Цыгане ничего не услышат, просто немного позже увидят твой труп, и все. А можем и тело унести, бросить в какую-нибудь канаву, их тут полно, тогда вообще концы в воду. Если не хочешь такого конца, старик, то говори, где Травник. Больше никаких «щенков», «молодых», никаких возражений и твоей уродской болтовни. Просто скажи, где он. Буду вжимать нож в горло с каждым словом, так что хорошо подумай, что сказать. Теперь можешь начинать говорить.
Я сильнее вдавил нож в мягкое место под нижней челюстью. Ну, старик, давай! Порадуй меня!
– Травник в Норавейнике, – произнес он, и с каждым словом заточенное лезвие немного глубже уходило в его плоть. – Он там, охотник.
– Ты врешь, по-моему. Ты ведешь нас к цыганам, чтобы ограбить? В свинарнике, когда вы сидели у костра, я слышал ваш разговор. Один из твоих бывших напарников тогда сказал, что ты цыганам должен. Теперь долг таким способом отдаешь? Говори! Ну!
– Да. Правда.
– Вот так, можешь же отвечать, как нормальный человек, а не пургу нести. Где Травник?
– В Норавейнике! – сипнул он, пытаясь сглотнуть, и задрожал всем телом. – У Норки!
– В плену?
– Теперь… теперь да.
– Что значит – теперь? А раньше?
Старик все же сумел сглотнуть, нож в моих пальцах дрогнул, и по дряблой шее потекла капля крови. За ней вторая. Третья. Еще. Лютик неподвижно целился в сторону лестницы, Калуга переступал с ноги на ногу. Глупо мы смотримся – торчим тут в паре шагов от склона вчетвером, не зная, что находится прямо под нами. Хорошо, что уже глубокая ночь и возле расселины никого.
– Лютик, отойди в сторону, подползи к краю и выгляни, – приказал я. – Попытайся понять, что внизу. Но очень осторожно.
