– Травник! – позвал я. – Эй, снаружи, убрать ствол! Ствол убрать, сказал!
Просунувшийся в проем «Вепрь» исчез. Под стеной зашевелились, донесся знакомый голос:
– Охотник? А ведь я знал, что ты придешь.
Я ткнул Нору лицом в стену, упер стволы ей в затылок, отступил на шаг, чтобы видеть и ее, и ведущую в коридор дверь. Пленник оказался у меня за спиной. Не оглядываясь, я спросил:
– Скован?
– Прикован к стене. Две цепи, руки и шея. Ключ один, у нее.
– Где ключ? – обратился я к Норе.
– В сумке.
– В какой… а! – свободной рукой я потянулся к кожаному мешочку, висящему на ее ремне. Рванул шнурок, стягивающий горловину, запустил внутрь пальцы, нащупал металл. Сунул ключ в зубы, а цыганку схватил за шиворот и стал пятиться, не убирая стволов с ее затылка.
– Нора? – позвали из коридора, когда мы были уже возле Травника.
– Стойте, где стоите! – велела она.
Я заставил ее присесть на корточки и сам тоже присел. Травник повернулся, звякая цепями, которые были прикреплены к скобе, и тогда я прицельно плюнул ключом в его вывернутые за спину ладони. Выпрямился, снова поставив Нору на ноги. Травник застучал металлом, заскрипел. Раздался скрежет, и он тоже выпрямился. Спросил деловито:
– Сколько их за дверью?
– Весь Норавейник, – процедил я, толкая цыганку обратно к двери.
– Умеешь ты подкрасться незаметно, охотник.
– Это был сарказм, да? Я так и понял.
Он обошел нас, шагнул в первую комнату и открыл ящик стола. Попадающий сюда из коридора свет был совсем тусклый, и Травника я видел как дымного бледно-зеленого призрака. Он повернулся – в руке чернела буква «г» со сглаженными очертаниями – и спросил:
– Нора, где сверток, который был у меня?
– Джа по кар, кханудо джюклы.
– Тогда я сам найду, – он снова начал копаться в столе, спросив напоследок: – Что дальше, Стас?
– Дальше вас разорвут на куски, – сказала Нора.
– Но только после того, как на куски разлетится твоя голова, – уточнил я. – Где у тебя тут оружие?
– Здесь нет оружия.
– Вай, врешь, красавица.
Травник выше поднял руку, и я разглядел, что он держит револьвер. Надо же, давно не видел такой машинки, разве что… разве что на рисунке в его схроне. Уж не этот ли револьвер там нарисован? Если он был у Травника с собой и цыгане его отобрали…
– Твоя пушка? – спросил я.
– Моя. Но в нем только три патрона. Хотя это такие патроны… Долго объяснять.
– Нора, где запасные к твоему двустволу?
– Ты думаешь, я тебе скажу?
– Не скажешь? – Я стукнул ее стволами по затылку. Голова цыганки дернулась, она переступила с ноги на ногу, тихо выругалась по-цыгански, потом сказала:
– Ну и что? Собрался вырубить меня и тащить на руках?
– Где патроны?
– Ищи, – пожала она плечами.
Чертова баба! Хотя выдержки не занимать – не всякий мужик смог бы так вести себя в этой ситуации.
– Травник, обыщи стол.
– Я и так его обыскиваю. Не суетись, Стас.
– Не суетись?! Твою мать, там батальон бешеных цыган за дверью! Быстрее шевелись!
Он громче застучал ящиками, зашуршал и заскрипел. Радостно что-то пробубнив, сунул в карман небольшой сверток, который нашел в нижнем ящике. Принялся выдвигать остальные. Я оттолкнул Нору в сторону от стола, поставил так, чтобы она находилась точно между мной и раскрытой дверью. Из коридора донеслись шаги, затем новый голос произнес:
– Нора, как ты?
Судя по тембру, говорил кто-то в возрасте, хотя не совсем еще старик.
– Маркус, я в порядке, – сказала она.
– Только нос разбит и ссадина на виске, – громко добавил я и произнес тише: – Кто это подтянулся?
– Маркус. Он мой… управитель, – пояснила Нора нехотя.
Травник шагнул ко мне, подняв руку, на ладони лежала небольшая коробочка.
– Патроны от двустволки там, – сказал он. – Их десять, кажется. Могу посчитать точнее.
– Не надо. Приставь свой револьвер ей к шее под затылком.
Он так и сделал. Я продолжал инструктировать:
– Близко не подходи, держи ствол в вытянутой руке. Вдавливай сильнее, чтобы если она резко присядет или отпрянет, ствол дернулся за ней. И не бойся стрелять.
– Я не боюсь, – спокойно сказал он. – Нора, ты предала меня, и я испытываю к тебе смешанные чувства: презрение, злость и агрессию.
Он всегда был таким. Озвучивал свои эмоции – будто не испытывал их на самом деле, а лишь проговаривал вслух, показывая другим, что испытывает. Я давно уже решил, что Травник экспериментирует с самим собой, пробует часть своих аномальных зелий и микстур, отчего мозги у него в черепе перевернулись вверх тормашками. Но все же психом он не был – только реагировал не совсем так, как обычные люди.
Отступив от Норы, я зарядил в огнестрел второй патрон, остальные сунул в карман. Заодно раскатал штанины, а то как мальчишка. За раскрытой дверью перемещались тени, доносились шепот и шарканье. Когда, снова приставив оружие к голове цыганки, я занял место Травника, он отступил в сторону и спросил:
– У тебя есть план отхода?
– Ну, Лес тебе в душу, какой тут может быть план? Отходим – и все тут, – я сказал это потому, что нас слышала Нора, на самом-то деле план был, хотя строился он из расчета, что, позарившись на деньги, цыгане выпустят нас с Травником из Норавейника. – Эй, там! Мы выходим! Але, в коридоре, как слышно?
– Слышим тебя хорошо, – откликнулся после паузы Маркус.
– Сейчас ты старший?
Помолчав, он ответил:
– Будем считать так.
Ага, рассудительный, вдумчивый мужик, привыкший семь раз отмерять прежде, чем один раз резать. По крайней мере, так чудится по интонациям. Ладно, если он и вправду такой – хорошо, не будет зазря рисковать головой хозяйки. Я сказал:
– Очистите место перед дверью, сейчас мы выйдем в коридор. Потом двигаемся к выходу, я веду Нору перед собой, оружие приставлено к ее голове. Чуть что – стреляю. Травник идет сзади, спиной к нам, пятится. У Травника тоже ствол, если кто пытается приблизиться к нам – стреляет он. Вопросы? Пожелания, предложения, претензии?
– У него не ствол, а детская перделка! – зло каркнули за дверью. Кажется, Шакал.
Травник промолчал. В коридоре раздался рассерженный шепот Маркуса, ответное шипение Шакала, другие голоса…
– Скажи им, чтобы слушались, – тихо проговорил я Норе на ухо. – Чем быстрее это все закончится, тем лучше для всех.
