– Павлуша, а ты с нами не пойдешь, что ли? – опешил я. – Они ведь звери и разбираться не станут.
– Не стану я монастырь бросать, Силантий Матвеевич. Мое дело вас с Марьей спасти, а сам на волю Божью отдаюсь.
И я, и Марья сразу поняли, что спорить с ним бесполезно. Он все для себя решил.
Вскоре, переодевшись в простую одежду, мы спустились в подвалы. Павел запалил большую свечу, точно такие же подал и нам с Марьей. Света они давали немного, хватало только, чтобы видеть перед собой и не споткнуться.
Проходы были просторными, и я шел, почти не наклоняясь, а ростом меня Бог не обидел. Пахло пылью и плесенью, но сырости не было, под ногами сухо, и стены ровные, кирпичик к кирпичику.
Шли мы довольно долго, как вдруг проход резко вильнул в сторону.
Павел остановился и посветил свечой на проем в стене, за которым оказалась просторная пещера.
– Силантий Матвеевич, – он приглашающе махнул мне рукой, – вот ваш сундук. Мы его с братьями вчера сюда перетащили и не ошиблись. Вот вам план монастыря. Подождите, пока мракобесы уйдут, и выбирайтесь, а как выберетесь, идите в деревню за Степаном, а потом вернетесь за сундуком.
Я с благодарностью посмотрел на Павла и забрал протянутый лист. В свете свечи его лицо казалось восковой маской, только черные глаза горели живым огнем.
– Дальше я с вами не пойду, да здесь недалеко осталось. Обратного пути уже не будет, со стороны монастыря я ход решеткой перекрою, чтобы убийц задержать.
Прощаться было некогда. Павел развернулся и пошел прочь. Очень скоро огонек его свечи исчез за поворотом. Мы с Марьей остались одни. Нужно было выбираться.
Проход становился все уже, когда вдруг потянуло свежим воздухом, и вдалеке послышались голоса:
– Смотрите-ка, здесь вроде лаз какой-то.
– Да какой лаз, земля небось провалилась, не пори чепухи, Андрюха.
– Самый что ни на есть лаз. Да это настоящий подземный ход, сам глянь.
Невидимый для нас Андрюха стоял на своем.
– Папенька, – ахнула Марья. – Нашли нас, ироды!
Я зажал ей рот ладонью и прислушался. Вроде никто не шел нам навстречу.
– Дай я гляну, – влез в разговор еще один голос.
И через некоторое время заключил:
– Даже если и был проход здесь какой, то никто по нему давно не ходил – снег нетронутый.
– А что, если генерал через него сбежал?
– Ты меня вообще слушаешь? Куда бы он сбежал, если тут сугроб и никаких следов, кроме наших.
– Женька Парамонов сказал, что в монастыре они, больше бежать некуда.
– Оттуда им точно не сбежать, там наших – тридцать человек. А коли так переживаешь, взорвем этот проход к чертовой матери, и дело с концом.
– Вот и давай! Давно хотел эту взрывчатку испытать.
Сначала все стихло, а потом голоса раздались снова.
– Мужики, а ну все к реке. Там берег крутой, за него спрячемся. Тут ща так все рванет, мало не покажется.
Марья смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых плескался ужас.
– Бежим! Быстрее! – Понимая, что отсчет пошел на секунды, я отбросил свечку, подскочил к замершей истуканом дочери и, подхватив ее на руки, бросился бежать в кромешную темноту.
Взрыва я не услышал. Просто что-то неведомое и страшное догнало нас и со всей дури ударило в спину каменным кулаком. Из последних сил я успел свернуть в какой-то закуток и рухнул на колени, подминая под себя Марью.
Приходил я в себя мучительно и долго. Точно искра жизни, словно огонек в ночи, то загоралась, а то почти гасла от настырных порывов ветра.
Наконец, едва слышный стон заставил меня окончательно очнуться.
– Марьюшка? Жива? – Я сделал усилие и поднялся, разглядывая бездыханное тело дочери. Слабый свет пробивался в нашу могилу откуда-то сверху, даря надежду на спасение. Может, Павел узнает, что произошло. Пойдет на поиски? Может, супостаты уже ушли? Только бы доченька была жива! – Марьюшка!
Я затаил дыхание в надежде уловить едва слышное дыхание или биение сердца. Наградой мне стал едва слышный стон…»
Федор замолчал. Перевернул последнюю страницу:
– Дальше идут обрывочные записи…
– Ну так читай… Читай, что разберешь… – Макс заглянул в дневник.
«… Сколько дней мы тут, не знаю. Марьюшка не просыпается… Видать, устала испытания терпеть… Одно радует – жива…
… Пытался кричать, звать на помощь. Уже плевать – услышат нас друзья или враги… Хоть кто-нибудь…
… Нашел сундук, что припрятал здесь Павел… Смотрю на монеты золотые и камни драгоценные, и все кажется мне пылью… Только икона живая. Глядит на меня глазами Дарины…
… Сегодня утром Марьюшка умерла. Просто не проснулась… Отмучилась девочка моя… Видно, и мой черед скоро…
… Наверное, я впал в забытье, а когда проснулся, было темно… Холод до костей пробирает. Хоть бы снега немного, жажду мучительную утолить…
… Дарина? Свечение… и она… Возьми свою икону… Забери ее… Но она улыбается и молчит…
… Прости ты меня! Даруй смерть! На что мне жизнь без дочери?
… Она зовет меня… Говорит, что отведет к Марьюшке и Софье…
… Она прощает…»
– Все… – Федор обвел взглядом замерших друзей. – Вот так они и умерли…
– Но зато есть подтверждение, что драгоценности где-то внизу… – Макс покусал губы.
– Тебе бы только драгоценности! – накинулся на него Кир.
– Так. Тихо! – Петр достал из кармана брюк сложенную вчетверо записку. Развернул и разгладил ладонью. – Где здесь может быть эта пещера?
Парни обступили его.
– Может, тут? – Федор ткнул пальцем на криво нарисованный им же круг. – А дальше как раз идет ход, что выходит к деревне.
– Уверен, что он был на карте? – Петр посмотрел на него. – Ты же этот план перерисовывал.
– Кажется, был… – Он вдруг поежился, отложил дневник и попросил Петра: – Закрой окно, что-то холодно…
– Холодно? – Парни переглянулись.
– Может, это от нервов? – хмыкнул Макс.
Федор передернул плечами, поднялся и шагнул к столу. Плеснул в кружку из кувшина воду, обернулся и замер, не в силах пошевелиться… Возле двери стояла Лена. Только волосы короткие, светлые и вместо платья – серая мешковина…
