Согласно договоренности, ровно в 11.00 по местному времени я села на скамеечку в условленном месте в одном из укромных уголков парка. Выглядела я как дама среднего достатка, выбравшаяся на час-другой отдохнуть от повседневных дел и подышать воздухом. Мои сопровождающие были несколько в стороне, изображая двух подгулявших матросов, которые забрели в парк, рассчитывая познакомится здесь с местными красотками. Они внимательно осмотрели местность, и сообщили мне, что обнаружено наблюдение. Велось оно вполне профессионально. Судя по всему, гросс-адмирал тоже подстраховался, готовясь к важной встрече.
А вот и он сам. На дорожке парка показался высокий импозантный старик с седой окладистой бородой. Он не спеша шел, помахивая тростью, и рассеяно поглядывая на пожухлую зелень и чаек, разгуливающих по перекопанным картофельным грядкам.
Я поправила брошку, в которую были вмонтированы мини-видеокамера и микрофон. Надо будет потом дома просмотреть и прослушать все, что мне скажет Тирпиц, и тщательно проанализировать все нюансы нашей беседы.
Вот гросс-адмирал поравнялся со скамейкой, на которой сидела я, вежливо приподнял свой котелок, и спросил на хох-дойче, — Мадам, разрешите присесть рядом с вами?
— Садитесь, пожалуйста, — ответила я по-немецки. — У меня были в свое время хорошие учителя, поставившие мне берлинский диалект. Мои знакомые немцы не раз хвалили меня, заявляя, что я говорю даже лучше, чем фрау Меркель.
— Разрешите представиться…, - начал было Тирпиц, но я остановила его жестом, показав, что имя его мне достаточно хорошо известно, и в представлении он не нуждается.
Тирпиц, поняв, что официальная часть на этом закончилась, сразу же перешел к делу. — Фрау Нина, я очень удивлен тем, что на такие важные переговоры ваше руководство прислало женщину. Но, как я понял, оно вам полностью доверяет, так что позвольте мне начать с главного, — эту войну нужно заканчивать. И чем быстрее, тем лучше!
— Господин адмирал, — ответила я, — что касается немецких предрассудков в отношении женщин, то должна напомнить вам о германской принцессе Софии Фредерике, более известной как русская императрица Екатерина Великая. Умнейшая была женщина!
А что касается вашего предложения об окончании войны, то я с вами полностью согласна. Ее надо как можно быстрее заканчивать. Но, как вы знаете, очень часто закончить войну гораздо труднее, чем ее начать. Ведь условия будущего мирного договора должны удовлетворять обе наши страны. Вот тут то и возникают сложности, которые мы должны с вами будем устранить. Нам выпала тяжелая и неблагодарная работа — расчищать завалы, устроенные нашими предшественниками, которые привели наши державы к затяжному, и с нашей точки зрения, абсолютно не нужному ни вам, ни нам кровопролитию. Мы готовы выслушать условия, которые предложит нам германская сторона…
Тирпиц внимательно посмотрел на меня, вздохнул, и достал из внутреннего кармана пальто большой конверт. — Вот здесь изложены соображения моего императора по поводу условий, приняв которые Россия и Германия могли бы прекратить вооруженное противостояние. Прочитайте их внимательно. Я понимаю, что вы не уполномочены немедленно дать ответ. Поэтому, возьмите это письмо, и внимательно ознакомьтесь с ним, а так же сообщите о его содержании вашему руководству.
Я согласно кивнула, а потом, расстегнув сумочку, достала оттуда таких же размеров конверт. — Адмирал, вот наши условия заключения мира. И еще кое-какие документы, которые, я не сомневаюсь, будут вам интересны. И давайте, встретимся здесь завтра в то же время. Думаю, что наш последующий разговор будет более предметным и полезным. Я постараюсь дать ответы на все ваши вопросы. А они у вас, несомненно, появятся.
Я немного подумала и добавила, — господин адмирал, передайте его Величеству Кайзеру, что пока он думает над нашими условиями, удары с воздуха по тылам его войск будут продолжаться. Насколько нам известно, всего неделя наших авианалетов на коммуникации германского Восточного фронта уже привела к тому, что немецким солдатам уже остро не хватает продовольствия и боеприпасов. А ведь это только начало!
После этих слов, наступила звенящая тишина. Лишь были слышны крики чаек, да веселые голоса детишек, игравших на соседней лужайке. Посмотрев на ставшее мрачным и задумчивым лицо моего визави, я чуть заметно кивнула, — Ауф Видерзейн, господин адмирал!
Тирпитц тяжело вздохнул и приподнял шляпу, — Ауф Видерзейн, фрау Нина!
23 (10) октября 1917 года, Полдень. Петроград, Путиловский завод.
Старший лейтенант Николай Арсеньевич Бесоев.
Согласно последнему решению нашего мудрейшего начальства в Гатчину наш эшелон не пошел. Вместо этого, во имя только понятной ему целесообразности, нас направили в цитадель и, одновременно, эпицентр большевизма — на Путиловский завод, где каждый рабочий, мало того, что большевик, так еще и стопроцентный сталинист. Пока мы ходили "туда и обратно", как тот знаменитый Фродо, обстановка здесь изменилась разительно. Из сборища ополченцев, усиленных кадровым ядром, бригада Красной Гвардии, по крайней мере, внешне, превратилась в нормальное воинское соединение с надлежащим порядком и дисциплиной.
Встречавшие нас на заводской станции люди, главным из которых был Железный Феликс, в первую очередь с нетерпением ждали встречи с грузом N2, пребывающем в настоящее время в состоянии нирваны после наркоза. Дабы не смущать девиц-царевен его изрядно отбуцканной рожей, мы спрятали товарища Свердлова в одном из запасных купе. Его спутник за эти сутки, как ни странно, не отдал концы, и даже вроде пошел на поправку. Доктор Боткин, несколько раз осмотревший недвижное тело товарища Крестинского на предмет обнаружения признаков смерти, был от этого факта в некотором недоумении, и лишь высказал предположение, что своей жизнью пациент был обязан глубокому сну, в который мы его погрузили. Ну что ж, значит, скоро ему предстоит окончательно проснуться в этом жестоком и неласковом мире, где хмурые люди с пронзительным взглядом будут задавать ему разные гадкие вопросы.
Сопровождавший Дзержинского немолодой человек в офицерской шинели без погон и с типично жандармско-гэбэшным выражением лица, бросил взгляд на бесформенную рожу лежащего на носилках Свердлова.
— Мда-с, лихо над ним поработали, — то ли одобряя, то ли осуждая сквозь зубы процедил он, и кивнул красногвардейцам, чтоб "пациента" побыстрее загрузили в фургончик "Рено" с намалеванном на нем красном кресте в белом круге. Туда же, в довесок, отправили и недвижное тело товарища Крестинского.
— Поздравляю вас, поручик, — с чувством пожал он мне руку, — важную птицу отловили. В свое время нам стоило больших трудов заарестовать его. Но почему вы так неаккуратно его упаковали, весь он помятый и покоцанный?
Я пожал плечами, — Товар получали не со склада, а с рук, господин э-э-э, ротмистр, — хитро прищуренные глаза моего собеседника показали, что я попал в цель. Кивнув, я продолжил, — Случилось так, что на подъезде к Тихвину Свердлов и его спутник из-за чего-то не поладили в поезде с дезертирами, драпавшими с Северного фронта. Уже на станции их решили без всяких процессуальных заморочек прикончить, и если бы не мои орлы, то мы имели бы два места "груза-200". — Увидев недоумевающий взгляд ротмистра, я уточнил, — по-нашему два трупа, холодных, как айсберг, утопивший "Титаник". Не обошлось без пиротехники — ребята немного постреляли в воздух, после чего линчеватели испарились, а эти организмы достались нам в несколько попорченном виде.
