Смуглое лицо Рафа побелело.
— Мой… ребенок?
— Твой, Раф. Габи — твой сын.
Глава четвертая
Раф онемел. Габи — его сын?
— Этого не может быть, — сказал он звенящим шепотом.
Глаза у Эммы сузились.
— Стоит лишь разок взглянуть на него, чтобы понять это. Даже отец ничего не мог сделать, когда попытался выдать Габи за сына Джерри. У Джерри волосы ненамного темнее моих. Никого не удалось провести.
Раф сделал осторожную попытку вздохнуть. Начав копаться в собственном прошлом, он рассчитывал навести порядок в своей жизни. Вместо этого жизнь снова выбила его из колеи.
И вдруг он почувствовал радость, которой никогда не испытывал. У него были жена и сын — семья, — чего он никак не ожидал. Габи, Габриель. Она назвала его в честь другого ангела. Теперь он ясно видел сходство. Габи выглядел точно как на той детской фотографии, которую показывала ему мать, где он был снят в возрасте Габи. Черные волосы. Черные глаза.
Как он сразу не понял? Он же провел сегодня с Габи несколько часов, и все это время он разговаривал с собственным сыном. Его плоть и кровь!
— Не могу поверить…
— И не надо! Мы обходились без тебя почти шесть лет и дальше обойдемся.
Она была уже у двери, когда Раф понял, что она уходит.
— Подождите!
Эмма замерла, держась за ручку двери, но не обернулась.
— Что?
— Из-за этого мы поженились? — запнувшись, спросил он.
Она повернулась не сразу.
— Из-за этого мы поженились так поспешно. Мы хотели подождать, пока ты переедешь в Денвер и подыщешь для нас жилье. Но когда ты узнал, что я беременна, ты отказался ждать.
Мысли вихрем проносились у него в голове, но он не мог ухватиться ни за одну из них.
— Не могу поверить…
Раф одним прыжком преодолел расстояние между ними и схватил Эмму за руку.
— Дело не в том, что я не верю, что он мой сын. Вы правы: он слишком похож на меня, чтобы не верить. Я просто… — Он взъерошил волосы. — Я чувствую себя так, словно на меня обрушился дом.
— Я почувствовала то же самое, когда увидела тебя в тот день в конференц-зале… — Эмма опустила взгляд на свою руку. — Ты прикоснулся ко мне.
Неудовольствие было не в ее тоне, а в ее словах. Он немедленно отпустил ее руку.
— Прошу прощения, я не хотел…
— Мне просто интересно, не вспомнил ли ты что-нибудь еще.
Раф покачал головой.
— Это случается не каждый раз. По-моему, мои мозги и так скоро лопнут от всего этого. Сначала жена, потом сын…
Эмма кивнула, и они оба замолчали.
Раф всматривался в красивое лицо. Эта женщина родила ему сына, а он и не знал. Не знал…
— Значит, у моих родителей почти шесть лет есть внук, о котором они даже не знают? Почему, черт возьми, вы ничего не сказали им? — Он прищурился.
— Я же сказала тебе, что не знала, как это сделать. Мне было только девятнадцать. Я в жизни не видела твоих родителей, понятия не имела, как они отреагируют…
Раф знал, что такого объяснения его родители не примут, но ведь у Эммы был еще отец. И мать…
— Сильвия не такая, как ваш отец. Почему она не помогла вам?
— Мама — человек старых устоев. Она никогда не ставила под сомнение право отца распоряжаться в доме. Я пыталась внушить ей некоторые идеи о женской независимости, но… — Эмма беспомощно развела руками.
Раф долго смотрел на нее, пытаясь прийти в себя, чувствуя смущение, радость и злость. Наконец он спросил:
— Что мы будем делать?
— Делать? — нерешительно спросила она. — В отношении чего?
— В отношении… всего, о чем вы мне сказали.
— Мы ничего не будем делать. Я сказала тебе. Мы в тебе не нуждаемся. — Она отступила на шаг. — Тебе лучше уйти. Я извинюсь за тебя.
Она исчезла за дверью.
Раф не заметил этого.
Мы в тебе не нуждаемся.
Он не был нужен ей. Он никому не был нужен.
Ему стало страшно.
Как он не понимал этого раньше?
Он принимал любовь своих близких, их помощь, стремление поддержать его в новой для него жизни. И дело даже не в том, что он ничего не давал им взамен. Он отвечал им любовью и сделал бы для них все, что в его силах. Но то, что он мог им дать, никому из них не было нужно. Родители и так были дружны, а у братьев и сестер были свои семьи.
Эмма сказала, что он ей не нужен, но он точно знал, что она нужна ему. Впервые с того момента, как он очнулся в той деревне, Раф почувствовал связь со своим прошлым.
Он подошел к окну. Опершись руками на подоконник, он невидящими глазами посмотрел на солнце, освещавшее верхушки деревьев. Какой-то шум заставил его опустить взгляд. Внизу Габи играл с бейсбольным мячом, подбрасывая его и ловя перчаткой.
Эмма сумела прекрасно воспитать Габи. Без него.
Мальчик уронил мяч. Надо научить его раскрывать шире перчатку, чтобы…
Раф отошел от окна. Имеет ли он право?..
Черта с два! Он — отец Габи. И нравилось ей это или нет, он — ее муж. И, значит, имеет все права.
К тому же он был способен дать гораздо больше, чем какую-то несчастную работу. Черт возьми, да он многому мог научить своего сына! Например, играть в бейсбол. Или подстроить ловушку, или избежать драки, а также закончить ее быстро, если избежать не удастся.
Габи был нужен отец. Габи нуждался в нем.
И почему-то ему казалось, что Эмме он тоже нужен. Может, ему удастся стереть с ее лица эту печать одиночества, которую он уже успел заметить.
Любовь?
Ну, может, не любовь… Он был уже не тем человеком, которого она когда-то любила, и не мог рассчитывать, что полюбит вновь. Но он мог помочь ей. Материально хотя бы. И может быть, им удастся стать друзьями.
Последняя мысль его позабавила. Какая дружба, если все, чего ему хотелось, — это стиснуть ее в объятиях.
— Я смотрю, ты отправила Габи на улицу поиграть, — сказала Эмма, входя на кухню.
Сильвия обернулась.
— А где Раф?
— Он уже уходит.
— Не слышала, чтобы хлопнула парадная дверь, — резко отозвалась Сильвия. Эмма пожала плечами. — Что ты ему сказала?
Эмма сделала глубокий вдох.
— Я сказала ему, что Габи — его сын.
Сильвия кивнула.
— Тогда я думаю, что он сейчас спустится к нам.
