Дейв кивнул.
– Она спрашивала насчет вечера среды, потому что Джонни и Нэнси нашли его в четверг утром. Двадцать четвертого апреля одна тысяча девятьсот восьмидесятого года.
– Вы это помните, – поразилась Стефани.
Дейв пожал плечами.
– Такой мусор сидит в голове крепко, как заноза, – ответил он, – зато по пути домой я забываю купить хлеб, и приходится вновь выходить под дождь.
Стефани повернулась к Винсу.
– Конечно же, он не зарегистрировался в мотеле в среду вечером, иначе вы не могли бы так долго называть его Джоном Доу. Он, правда, мог зарегистрироваться под вымышленным именем, но в местных мотелях никто из постояльцев не пропадал.
Он начал кивать прежде, чем она закончила.
– После того как Парня из Колорадо нашли на пляже Хэммока, мы с Дейвом три или четыре недели – разумеется, в свободное от работы время – объезжали мотели, как сказал бы мистер Йейтс, «все шире – круг за кругом»
[12]
, с Лосиным островом в центре. Летом, когда борьбу за отдыхающих ведут четыре сотни мотелей, гостиниц, кемпингов, пансионов и пансионатов, расположенных в половине дня езды от тиннокского парома, это была бы непосильная задача, но в апреле много времени у нас не ушло, потому что семьдесят процентов этих заведений закрыты со Дня благодарения до Дня памяти. Мы показывали фотографию всем, Стеффи.
– Напрасный труд?
– Будь уверена, – подтвердил Дейв.
Она повернулась к Винсу.
– И что она вам ответила, когда вы рассказали ей о ваших поисках?
– Ничего. Сидела, сбитая с толку. – Он помолчал. – Немного поплакала.
– Разумеется, поплакала, бедняжка, – вставил Дейв.
– А что делали вы? – спросила Стефани, не отрывая взгляда от Винса.
– Свою работу, – без запинки ответил он.
– Потому что вы из тех, кто всегда должен все знать.
Его кустистые, спутанные брови приподнялись.
– Ты так думаешь?
– Да, – кивнула она. – Это и есть ваша работа.
И повернулась к Дейву за подтверждением.
– Думаю, с этим она попала в яблочко, напарник, – согласился с ней Дейв.
– Вопрос, твоя ли это работа, Стеффи? – спросил Винс с кривой улыбкой. – Я думаю, да.
– Конечно, – ответила она, почти беспечно. Она знала это уже не одну неделю, хотя если бы ей задали этот вопрос до приезда в «Еженедельник», она бы рассмеялась, посчитав нелепой саму идею, что решить, в чем состоит работа всей жизни, можно на столь скромной должности. Та Стефани Маккэнн, которая почти уже собралась поехать в Нью-Джерси, а не на Лосиный остров у побережья Мэна, теперь казалась ей совсем другим человеком. Равнинным. – И что она вам сказала? Что она знала?
– Достаточно для того, чтобы эта странная история стала еще страннее, – ответил Винс.
– Расскажите мне.
– Хорошо, но честно предупреждаю: здесь связующая нить обрывается.
Стефани не колебалась.
– Все равно расскажите.
Глава 15
– Джим Коган уехал на работу в денверское рекламное агентство «Маунтин оверлук» в среду, двадцать третьего апреля одна тысяча девятьсот восьмидесятого года, как и в любую другую среду, – начал Винс. – Так она мне сказала. Взял с собой эскизы, над которыми работал, для «Сансет-Шевроле», одного из крупных местных автомобильных дилеров, очень важного клиента. Для них агентство «Маунтин оверлук» выпускало массу рекламной продукции. Коган был одним из четырех художников, обслуживающих заказы «Сансет-Шевроле» последние три года, сказала она, и не сомневалась, что компанию работа Джима полностью устраивала. Более того, чувство было взаимным: Джиму нравилось на них работать. Специализировался он, по ее словам, на «срань-господних женщинах». Так он это называл. На мой вопрос, а что бы это значило, она улыбнулась и объяснила, что он рисовал красивых женщин с широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, обычно прижимающих руки к щекам. Эти плакаты говорили всем, кто на них смотрел: «Срань господня, до чего удачную покупку я урвала в «Сансет-Шевроле!»
Стефани рассмеялась. Она видела такие объявления, обычно в бесплатных рекламных газетах, которые распространялись в супермаркетах «Шоп энд сэйв» по другую сторону пролива, в Тинноке.
Винс покивал:
– Арла тоже оказалась художницей, только по части слов. И нарисовала мне добропорядочного человека, который любил жену, ребенка, работу.
– Иногда любовь бывает слепа, – изрекла Стефани.
– Такая юная, а уже циничная! – воскликнул Дейв, не без удовольствия.
– Что ж, это правда, но логика в ее словах присутствует, – ответил Винс. – Просто дело в том, что шестнадцати месяцев обычно хватает, чтобы снять розовые очки. Если бы что-то шло не так – неудовлетворенность работой, может, милашка на стороне, – думаю, Арла бы это заметила, что-то уловила, если только мужчина не проявлял чудеса осторожности, потому что за эти шестнадцать месяцев она переговорила со всеми, кто его знал, со многими по два раза, и от всех слышала одно и то же: ему нравилась работа, он любил жену, а ребенка просто боготворил. Арла продолжала к этому возвращаться. «Он бы никогда не бросил Майкла, – говорила она. – Я это знаю, мистер Тиг. Нутром чую». – Винс пожал плечами, как бы говоря: Подайте на меня за это в суд. – Я ей поверил.
– И он не устал от своей работы? – спросила Стефани. – Не испытывал желания переехать в другое место?
– Она говорила, что нет. Ему нравился их дом высоко в горах, он даже табличку прикрепил на входной двери: «Убежище Эрнандо»
[13]
. Когда она разговаривала с одним художником, который тоже занимался проектами «Сансет-Шевроле», а с Коганом работал много лет… Дейв, помнишь, как его звали?..
– Джордж Рэнкин или Джордж Франклин, – ответил Дейв. – Как именно, не помню, ускользает из головы.
– Не огорчайся, старичок, – улыбнулся Винс. – Даже Уилли Мейс время от времени давал маху, особенно в конце долгой карьеры.
Дейв показал ему язык.
Винс кивнул, словно именно такого ребячества и ожидал от своего ответственного редактора, потом вернулся к истории.
– Джордж-Художник, Рэнкин или Франклин, сказал Арле, что Джим достиг верхнего предела своих способностей и относился к тем счастливчикам, которые не только знают свои возможности, но и довольны тем, что заложила в них природа. Единственное, по словам Джорджа, чего он еще хотел, так это со временем возглавить художественный департамент «Маунтин оверлук». И учитывая это честолюбивое желание, внезапный, под влиянием момента, отъезд в Новую Англию представлялся чем-то из ряда вон выходящим.
