Исчезновение досмотровой группы стало для Пригорова настоящим потрясением. Первые дни он пребывал в полной растерянности, не зная, за что браться. Внешне это никак не проявилось. Обладая железной волей, он умел скрывать собственные эмоции. А в отделе его считали нелюдимым, малоразговорчивым человеком, поэтому никто не заметил перемены в его состоянии.
И то и другое было маской. Как записанная во всех документах фамилия, под которой он был зачислен в штат только что созданного отдела экспериментальных исследований. При необходимости он мог оживленно болтать на четырех языках, поддерживая беседы на самые разные темы. При этом коренные носители двух из этих языков с полной уверенностью приняли бы его за своего соотечественника. Эти и другие более специфические навыки требовались для выполнения периодически поручаемых ему тех деликатных миссий, даже частичное разглашение которых принесло бы колоссальный урон военному и политическому авторитету пославшей его страны на международной арене. Но последняя операция в одной из ближневосточных стран поставила крест на его дальнейшей службе в отделе специальных операций ГРУ.
Человек, последние полгода живущий под фамилией Пригоров, готовил ликвидацию одного исламского лидера, бежавшего из России в конце 90-х годов и ставшего заметной фигурой в эмигрантской среде выходцев с Северного Кавказа. Он подобрал двух исполнителей из числа чеченских эмигрантов, составил план акции, просчитанный по минутам. Операция была уже практически подготовлена – оставалось передать исполнителям оружие, когда ее внезапно отменили. Впоследствии Пригоров узнал, что политики в Москве в последний момент договорились с исламистом, сообщив ему о готовящемся покушении. Однако сам он оказался плохим политиком и невыдержанным человеком – позже его именно за это убили компаньоны. Узнав о несостоявшемся покушении, он решил непременно найти организаторов и исполнителей и бросил на это все свои немалые силы. Допустить такое было нельзя – набранные исполнители слишком много знали, и Пригоров получил приказ ликвидировать их. Он выполнил задание и благополучно покинул страну. Но так как зачистка проводилась в спешке, без должной подготовки, он был просто не в состоянии уничтожить все улики, и вскоре местная полиция вышла на его след. Достоянием полиции стали данные из его поддельного паспорта, фотография, полученная из видеозаписи с камер наблюдения в аэропорту, и самое главное – название страны, откуда он прибыл и куда улетел после завершения операции. Фактически это была полная расшифровка.
Все время, пока продолжалась служебная проверка, и еще месяц спустя он находился в кадровом резерве Минобороны, пока где-то на самом верху, в ближайшем окружении министра, а может, и сам министр, не решили привлечь его к обеспечению секретности научно-исследовательского проекта «Арена», сулившего невиданные перспективы. Так он получил новую фамилию и должность заместителя начальника отдела по безопасности. Формально его начальником считался полковник Панов, но подчинялся он только близким к военному министру кураторам «Арены». Для связи с ними он получил специальный коммуникатор, внешне похожий на обычный сотовый телефон, но работающий в совершенно другом диапазоне частот, что исключало возможность радиоперехвата и прослушивания переговоров дилетантами, шпионящими в сетях сотовых операторов. Для защиты от профессионалов, обладающих специальной сложной и дорогой техникой, в коммуникатор был встроен блок частотно-временных перестановок, превращающий полезный сигнал в набор случайным образом перемешанных импульсов, практически неотличимых от обычных радиопомех.
На новом месте Пригоров активно включился в работу, хотя порученное ему задание оказалось непростым – «Арене» с первого дня была присвоена высшая степень секретности. Но доверие министра наделило Пригорова поистине неограниченными полномочиями. Пользуясь ими, он сформировал в отделе подразделение внутренней безопасности, собрав в него известных и проверенных людей с прежнего места службы. Реализация проекта осуществлялась на специально выделенном для этих целей, ранее законсервированном объекте РВСН на Северном Урале, находящемся на значительном удалении от каких бы то ни было населенных пунктов, что значительно упрощало стоящую перед Пригоровым задачу.
По его инициативе объект был окружен многоуровневой системой инженерных заграждений, в бункере установлены видеокамеры, датчики движения и гермозатворы, препятствующие несанкционированному проникновению с нижних уровней на более верхние. С такой системой охраны и наблюдения ничто не могло остаться незамеченным, ничто не могло ускользнуть от его вездесущего контроля. Однако проведенная Пригоровым первая же оперативная проверка личного состава выявила, что секретность проекта уже находится под угрозой. Младший сержант Тимофеев из взвода охраны на своем прежнем месте службы в ракетном полку ухитрился каким-то образом передать из санчасти своему товарищу из солдат срочной службы письмо для родителей, в котором со всеми подробностями описал поиски на высоте 614 и последовавшие за ними события. Его товарищ, проявив не меньшую изобретательность, сумел переправить полученное от Тимофеева письмо к нему домой, минуя военную цензуру. Правда, на этом цепь досадных неудач закончилась. Родители Тимофеева проживали в сельской местности. Мать, забитая пьяницей-мужем, мало общалась с соседями, а истории отца о сделанной его сыном невероятной находке, рассказанные в нетрезвом состоянии, не вызвали у односельчан доверия. Тем не менее кураторы «Арены» потребовали от Пригорова устранить обоих носителей секретной информации, что полностью соответствовало его собственным представлениям о сохранности государственной тайны. Операция прошла без осложнений, как практически все акции, которые Пригоров проводил лично. Супруги Тимофеевы скоропостижно скончались, а осматривавшая их тела сельский фельдшер констатировала смерть от отравления угарным газом, наступившую в результате того, что жертвы раньше времени закрыли в бане печную заслонку. Имитация несчастного случая для всех оказалась настолько очевидной, что районная прокуратура даже не стала возбуждать уголовное дело. С изобретательным приятелем Тимофеева все прошло еще проще. Он благополучно демобилизовался из своей части, но так и не добрался до дома, пропав без вести где-то по дороге.
Второй раз угроза расшифровки «Арены» возникла, когда рядовой Алымов из того же взвода охраны поранил ногу о колючую проволоку. У него началось заражение крови, но институтские врачи во главе с Крайневой, вместо того чтобы дать ему спокойно умереть, выходили его. После проведенного лечения по всем медицинским показателям Алымова должны были демобилизовать из армии по болезни, чего, разумеется, нельзя было допустить. Пригоров доложил о ситуации кураторам «Арены» и, получив их одобрение, прокрался ночью к Алымову в палату и задушил его собственной подушкой. После смерти солдата у Крайновой возникли смутные подозрения, но лечащие врачи в один голос заявили, что они назначили Алымову правильный курс лечения. В итоге все сошлись на том, что болезнь внезапно дала новый рецидив. И подозрения Крайновой так и остались подозрениями.
До последнего момента, когда с «Хрустальным небом» внезапно пропала связь, Пригоров считал, что у него все под контролем. Обрыв связи с объектом он воспринял как личное упущение, поэтому вызвался возглавить досмотровую группу. Но кураторы проекта решили иначе, и Пригоров остался в Москве, а его подчиненные, отправившиеся на «Хрустальное небо», в тот же день пропали. Свое последнее сообщение они отправили, перед тем как проникнуть в запечатанный бункер, и больше уже не выходили на связь.
