— Получен приказ атаковать корабль, — доложил шкиперу старпом.
— Курс и расстояние до цели? — спросил шкипер.
— Курс четыре-пять. Расстояние до цели пять миль. Цель движется со скоростью двадцать три узла по курсу два-два-семь.
— Оператор наведения закончил обработку новых данных?
— Да. Мы готовы к залпу, сэр.
— Боевая готовность торпедными аппаратами три и четыре.
— Есть!
— Заполнить третий и четвертый торпедные аппараты. Полная остановка.
— Есть воду в третий и четвертый. Турбина остановлена... Давление уравнялось. Третий и четвертый готовы.
— Торпедные аппараты... товсь!
— Товсь выполнено.
68
Атомная подлодка ВМФ США «Swordfish-11»
Помещение акустика было расположено по правому борту в передней части центрального поста. Акустик закончил наведение торпед на «Кассандру», когда судно вдруг изменило режим движения, и доложил командиру лодки:
— Сэр, цель меняет скорость... курс.
* * *
Тель-Авив, Израиль
Шимон Эйтан понял: написанный этюд для трех рук так до конца и не сыграть. Будучи с визитом в Акабе и встречаясь с представителями разведок США и Иордании, он не мог предположить, что секретная миссия «Хьюга» закончится в морской пучине.
Он приподнял оригинальное пресс-папье и с грохотом опустил на стол. Эти американские бестолочи провалили простейшую операцию! Проще может быть лишь пареная репа. Это выражение пронеслось в голове Шимона на русском, одном из шести языков, которыми владел начальник «Амана». Это не считая иврита, на котором ему придется отчитываться перед премьер-министром.
И снова мысли на русском: «Где Завадский? Где этот кретин, вызвавшийся контролировать Алекса Абрамова?» Русский капитан был единственным человеком, о котором универсальный язык Шимона не мог произнести ничего дурного. Абрамов молод, энергичен, мыслит по-современному, берет на вооружение все новое. Шимону было приятно работать с ним. И даже — прощать его ошибки.
Когда общался с представителями российских разведок, анализировал другие сферы деятельности, как-то: искусство, кинематография, спорт, — в трезвую голову Эйтана постоянно лезла одна и та же заунывная ассоциация: Россия казалась такой, какой ее нарисовали картографы: маленькой — как княжество Монако. На виду не меняющиеся лидеры политического бомонда, бизнес и арт-элиты. Нет живого фона вокруг них, антуража, обычных людей. Это плохое кино, рассуждал Шимон, дешевое, не хватает денег на массовку, но их вдоволь — на спецэффекты. А если чуть расширить тему — это нескончаемый сериал по худому сценарию, поставленный глупым режиссером.
Но приятно, когда появляется новое лицо.
Впрочем, директор «Амана» повторялся, думая про Абрамова. И срочное донесение, поднявшее руку Шимона на «футболиста, бьющего по мячу», напрямую касалось капитана. Шеф израильской военной разведки поименно знал боевиков, находящихся в данный момент на «Кассандре». Но уведомить об этом американскую сторону не мог по многим причинам. Как не мог открыть русским глаза на истинную миссию «старого Хьюга». Мировое разведобщество живет по своим законам.
* * *
«Кассандра»
«Где спрятан глушитель?» — спрашивал себя Блинков. Найти бы его и передать сообщение на берег. В числе первых откликнутся на запрос о помощи службы порта в Бур-Сафаге. Расторопнее всех могут оказаться военные с американской базы, узнав, что на борту судна, фактически идущего к берегу «Атолла», находятся их соотечественники.
Джеб мысленно выругался: «По-любому не успеваем». И повторился: «Камиль спрятал второй заряд не для того, чтобы мы его нашли. Он может быть закреплен на днище судна».
— На борту есть акваланги? — спросил Блинков шкипера.
— Десять комплектов. Они в кормовой каюте номер шесть.
Впрочем, уже неважно, есть ли акваланги. Пока подготовишься к погружению, пока обшаришь судно... Нет времени, и это главное.
Джеб бросил взгляд на компас, определяя курс «Кассандры»...
Рядом с компасом лежал навигационный прибор фирмы «NTT».
— Откуда эта вещь? — спросил Блинков внезапно севшим голосом.
— Перед вашим прибытием хозяин закрыл каюту и защитил ее от проникновения этим устройством, — пояснил шкипер. — Я не знаю, что это такое.
Представь, что ты на корабле, груженном взрывчаткой, на подходе к порту. Ты можешь предотвратить теракт одним лишь способом: сорвать замок. И тогда по спутниковой навигации полетят в то место крылатые ракеты.
Это было сказано капитаном Абрамовым в качестве примера новой работы Блинкова.
На это словно указала стрелка компаса: курс на военно-морскую базу США.
— Бери обратный курс! — выкрикнул Блинков. — Живо!!
* * *
Шарм-эль-Шейх
Террористическая акция будет направлена против Штатов — это однозначно. Абрамов не сомневался в этом. Но на каком объекте?
Капитан бросил ломать голову над этим вопросом и начал искать обезболивающее для другого. Объяснений с Джебом не избежать. Пусть он думает что хочет. Что капитан отомстил ему за ночную прогулку и роль моториста на диверсионном катере. Без разницы. Но пусть вспомнит и то, как он получил пощечину от Лолиты. Абрамов не стал доискиваться до причин — зачем? Девушка все объяснила ему в постели. Главное, чтобы Блин понял — это не постельный вопрос.
Конечно же, не постельный. И не шкурный.
На руке капитана покоилась голова Лолки. Она тихо посапывала, по-детски сложив на груди руки и прижавшись к любовнику. Между ними не было места третьему, но он грозил откуда-то сверху.
Бог мой, мы почти ровесники! Это про него и Блинкова. У Лолки не было возраста, она из разряда вечно юной, вечно красивой, вечно распущенной, прячущей под слегка блудливым взглядом что-то вечно весеннее.
Весна. Ей бы подошло это прозвище.
Абрамов улыбнулся. Коснулся волос девушки, ее тонкой руки. Закрыл глаза и увидел другую Лолку: подрагивающую в его сильных и властных руках, горячую, страстную, несдержанную.
Сон Лолки был крепок. Может, завтра она снова расскажет, что ей приснилось. А может, закончит на этом. Чтобы не равняться на сны, отыскивая в том потустороннем мире то, чего ей не хватало в жизни. Там она была свободна от привязных ремней. Там она любила не по вдохновению, а целиком отдаваясь своим чувствам. Там она наивно вскрикивала: «Ничего себе! Вот это ощущения!» Джеба в ее снах почти никогда не было. А если и был, то не рядом. Он смотрел на нее издалека, из своего мира. Он хотел забыть боевых товарищей, но не мог — ночами снились. Только во сне они были по настоящему свободны.
