— Да, хреново им. С десяти точек по ним гвоздят. — Тимур повернул голову и смерил расстояние до обстреливаемого парапета. Чтобы пересечь этот участок, нужно связать противника боем. И уже всей командой оказаться под огнем.
Акоста ждал от противника единственного шага: это ответный огонь одной скрытой подгруппы и отход попавшей в засаду под прикрытием другой.
Он нажал на спуск, и вниз полетела граната. Взрыв. По сути, шумовой эффект. Спереди и сзади у противника надежная защита от осколков. Те гранаты, что попадали в гранитное ограждение, отскакивали и разрывались в стороне; горячие осколки шипели, падая в воду бассейна, и рисовали на водяной глади нескончаемые круги.
Где вторая подгруппа? Акоста пересилил в себе желание огненным веером накрыть затененный участок у изгороди. Такая же ограда в сотне метров отсюда, у флигеля.
Диверсантам нужно убираться отсюда. Они не смертники. Их скрытый удар не выгорел.
Акоста даже зажмурился и в очередной раз прошептал сквозь зубы: «Вот сейчас...» Когда земля под ними кипела, а воздух плавился и гудел от свинцового роя. Он в любой момент ожидал ответных автоматных очередей, которые на несколько мгновений отрежут смертоносный шквал, и в этом коротком, но жизнетворном отрезке осажденные предпримут попытку вырваться из-под обстрела.
Бросили своих товарищей? Тогда они вдвойне самоубийцы. По одному, по двое им не выжить. Они живы, пока вместе.
Сейчас?
Нет.
* * *
Тимур был ровесником Кока, родился и вырос в Самаре. Мастер спорта по самбо. С невинной подачи Тимура — встретиться после дембеля и отдохнуть в египетской Хургаде — и началась их преступная деятельность. Они взяли большой куш, совершив нападение на российский транспортник, перевозивший контрабанду алмазов.
— Ты заметил, Чижик говорит «Чисто!» таким голосом, будто на толчке сидит? — спросил Кок. — И глаза у него при этом красные. Как у кролика. Знаешь, мне бабка говорила: «Не жилься — кишка вылезет». Родители: «Не ковыряй в носу — палец сломаешь». Не вылезла, не сломал. Значит, обманывали. Джеб снова по окнам стрелять начал. Слушай, слушай, Тима... — Кок поднял указательный палец. — По ним уже с пяти или шести точек отвешивают.
— Я заметил. Скоро окружать начнут.
— Да, не удалось нам тихим бесом подобраться к Рафаэлю...
— Слышь, Кок?
— Ну?
— Я давно хотел спросить тебя: почему ты болтаешь без умолку? У тебя что, мышцы на языке особые?
— Да и сам этому не рад, — вздохнул Николай, отжимая мокрый рукав куртки. — Я много раз думал, откуда во мне так много сварливого. И наконец понял одну вещь. Не без помощи нашей рекламщицы. Знаешь, я беседовал с ней. Она сказала: «Ты, брат, из категории „единожды сболтнувши“. И это стало твоей второй натурой». Я ей говорю: «Да я отдыхаю сам от себя, когда вокруг нет никого, и становлюсь милым парнем!»
Николай обворожительно улыбнулся и предстал перед товарищем совсем другим человеком. Тимуру даже показалось, что он стал красивее.
Только в этот раз болтовня Кока была насквозь пропитана тревогой за товарищей. В каждом слове, в каждом жесте волнение. Он и Тимур взяли на себя ответственность за сохранность боевой единицы, понимая, что Джеб и Чижик могут остаться за парапетом навсегда. Это был тяжелый, но необходимый выбор.
— По нашим уже из трех точек долбят. Готов, Тима?
— Да.
* * *
Акоста был участником нападения на городок Арболедо, в котором находились около тридцати полицейских. Его вместе с жителями партизаны сожгли, обстреляв из минометов баллонами с пропаном. Скверно, что сейчас нет под рукой уникальных боеприпасов объемного взрыва, пожалел Акоста.
Он защищал территорию — не людей. Как и Рафаэль Эспарза, он был прежде всего хищником и считал, что в одном ареале можно и нужно ужиться двум зверям. Рядом с львиным прайдом всегда находятся коварные гиены, умные шакалы, рачительные грифы. Природа распорядилась так, что они не могли существовать друг без друга. И люди не нашли ничего лучшего, как скопировать с природы. Жизнь без врагов — это утопия.
Люди сейчас далеко, в десятке миль отсюда. Может быть, они уже мертвы. Но жив ареал.
Вторая подгруппа во флигеле, уже был уверен Акоста. Там, где замолкла рация Кастилло. Сейчас командир партизан довольно точно определил состав диверсионного отряда. Если здесь до четырех боевиков, то в общей сложности их не больше восьми. Они не могут прийти на помощь, поскольку отрезаны расстоянием, отсечены друг от друга открытым и хорошо простреливаемым пространством. Они сами себе уготовили ловушку, поделив между собой два объекта.
Акоста находился в покоях Рафаэля Эспарзы. За его спиной стояла деревянная кровать. Справа высился массивный комод и инкрустированная шкатулка на нем. Рядом лежали очки — эта несуразная вещь. В представлении Акосты дон Эспарза не мог быть ни близоруким, ни дальнозорким. Крайний случай — вконец слепым.
В комнате повисло синеватое облако пороховых газов. Дым не спешил улетучиться через распахнутое окно; касаясь краем тюля, он отражался на другой конец спальни, к самой двери, у которой нашел себе место Энрике Суарес. По виду — совершенно спокойный. Он один не принимал участия в артподготовке. Может быть, он ждал того момента, когда отряд Акосты в едином порыве ринется в атаку и сомнет засевших в укрытии русских боевиков. За эти долгие часы Акоста и Энрике не обменялись ни словом. И если Акоста перебрасывался короткими фразами со своими бойцами, то Энрике играл в мысленный сквош. Его мысли быстрыми мячиками отскакивали от стены и возвращались обратно.
Городской офис. Строгий костюм, галстук, блестящие волосы. Он далеко от изгороди, за которой, требуя мяса, противно визжат свиньи-убийцы.
И еще запах кишок отчего-то преследовал Энрике. Противный запах еще горячих внутренностей, переливающихся на свету отвратительной серо-красной массой.
Энрике держал на коленях бутылку виски и методично прихлебывал бодрящий напиток. Он поймал себя на мысли: ему все равно, чем закончится это противостояние. Его швырнуло на периферию; и даже в этой комнате он занял место у самого края.
«Закопайте ее где-нибудь». Он пинает мертвое тело русской проститутки. Мельком оглядывает Сальму и ее детей, отворачивается от ее болтливого мужа. Он забыл об этом, но вот пришлось вспомнить.
Акоста тоже был в доме Аланиз. Он насиловал младшую дочь Сальмы, но помнит ли об этом?
Продолжительный взгляд на спину партизана...
Нет, он сразу же забыл об этом, не успев засунуть свой член, обагренный кровью и лоснящийся от спермы, обратно в штаны.
Энрике неожиданно улыбнулся. Он был единственным человеком в Колумбии, который мог не только точно представить состав диверсионной группы, но и припомнить внешность каждого бойца. Троих он лично «вел» в столичном аэропорту «Эльдорадо», остальные под их прикрытием благополучно приземлились за бровкой зеленых насаждений гасиенды.
