У доктора Элмса была частная практика. Это он лечил Либби от кори, свинки и других детских болезней. Все знали друг друга настолько близко, что казалось, собрались вместе члены одной большой семьи: раздавались знакомые шутки, велись разговоры о местных новостях, общих знакомых.
Всем очень понравились угощенья, о чем они не преминули сказать Либби, которая с довольной улыбкой принимала их комплименты. Особенно восторженно госпожа Элмс отзывалась о суфле.
— Мое суфле, — жаловалась она, — никогда не получается достаточно воздушным. Оно выглядит прекрасно, когда его вынимаешь из духовки, но не успеваешь донести его до стола, как оно моментально оседает, превращаясь в блин!
— Но зато ваши блины, — рассмеялась Либби, — просто объедение, что-то бесподобное.
— Мне все об этом говорят, — весело отозвалась госпожа Элмс, — но это трудно принять за комплимент, коль скоро они задумывались как суфле. — Она съела еще кусочек, воскликнула: — Просто восхитительно! Этому молодому человеку, Яну Блэйни, крупно повезло. — Либби почувствовала, что краснеет, и госпожа Элмс продолжала, довольная: — Ты собираешься за него замуж? Тогда он должен быть счастлив иметь такую прекрасную стряпуху.
Они подтрунивали над ней, так как очень любили ее, и Джейн Норт, обожавшая любовные истории, попросила:
— Расскажи нам, Либби, мы — само внимание.
— А рассказывать-то, собственно, и не о чем. — При этом все, включая мужчин, понимающе заулыбались, и она решительно повторила: — Абсолютно не о чем. Как насчет кофе? — Какое-то мгновение она почти почувствовала у себя на пальце обручальное кольцо Яна. Она понимала, что все ожидают именно этого, и, быть может, все к тому и шло.
Никогда до этого она не встречала молодого человека, который нравился бы ей так же, как Ян, или с которым у нее было бы столько же общего. За все время знакомства между ними не было ни одной существенной размолвки, ни разу никто из них не повысил друг на друга голоса, не рассердился по-настоящему. С Яном она могла дожить до самой старости в мире и согласии. Но сейчас такая перспектива вдруг испугала ее.
Когда Либби вернулась с кухни с кофейником, то с удовлетворением обнаружила, что они сменили тему разговора. Зазвонил телефон. Спросили Грэма Мэйсона. Он извинился и пошел в кабинет, чтобы взять трубку.
Либби сказала:
— Как бы мне хотелось, чтобы его хоть дома оставили в покое. Вчера он занимался делами далеко за полночь. Он слишком много работает, слишком много.
— Это действительно так, — поддержал ее доктор Элмс. Он перестал размешивать сахар в чашке с кофе, и в его голосе прозвучала озабоченность. — Я неоднократно предупреждал его об этом.
— Это правда? — Либби впервые услышала об этом. — Я этого не знала. Он не болен, надеюсь?
В этом вопросе послышалась такая острая тревога, что доктор улыбнулся и произнес успокаивающе:
— Возможно, молодым людям, подобным тебе, тяжело себе это представить, но для пожилых людей наступает однажды пора, когда приходится себя в чем-то ограничивать. Пятидесятилетний человек не может продолжать вести такой же образ жизни, какой вел в тридцатилетнем возрасте. А твой дядя никак не хочет с этим смириться.
Было видно, что он сказал то, что думал, и она почувствовала, как у нее перехватило дыхание от тяжелого предчувствия.
— Я могу чем-то помочь?
— Раскаиваюсь, что сказал тебе об этом. Не воспринимай это слишком серьезно. Он не первый и не последний. У Бернарда, к примеру, положение ничуть не лучше. Он также работает слишком много, но даже и слушать не желает, когда я говорю ему, чтобы он взял отпуск.
Джейн Норт вела себя так, будто слышит об этом не в первый раз.
— Не говорите мне об этом, — взмолилась она, — уж я-то знаю.
При этих словах госпожа Элмс вздохнула и повернулась к своему мужу:
— Вы только посмотрите на него! Почему же ты сам не следуешь своим собственным рекомендациям? Ты на ногах с раннего утра до позднего вечера, а когда у тебя самого был отпуск в последний раз?
Казалось, эта проблема носила универсальный характер и касалась не только дяди Грэя, однако, когда он возвратился к столу, Либби посмотрела на него более внимательно. Он сразу же включился в разговор, смеялся и шутил со своими друзьями, но действительно выглядел уставшим, и она решила сделать все от нее зависящее, чтобы убедить его не взваливать на себя слишком много.
Завтра вечером он собирается ужинать в гостях, так что должен будет уйти с работы пораньше, что можно считать пусть не большой, но все же передышкой.
Когда сегодняшние гости разошлись по домам, Либби заподозрила, что он собирается идти в свой кабинет, и решительно произнесла:
— Ты вчера ночью уложил меня в постель, поскольку Ян сказал, что я выгляжу усталой. Сейчас я говорю тебе, что ты хронически недосыпаешь. И доктор Элмс со мной согласен.
— Время от времени, — улыбнулся он, — Денис напоминает нам, какими мы были двадцать лет назад. Затем он оглядывается вокруг и видит — они стареют. Все мы постепенно стареем. И он в отчаянии, что не может помешать этому. Не может, но пытается.
— Прошу тебя, иди спать.
К ее большому удивлению, дядя Грэй больше не спорил. Поцеловал ее, пожелав спокойной ночи, еще раз сказал, что ужин был отменный, и направился наверх.
Прежде чем подняться к себе в спальню, Либби привела все в порядок и помыла посуду. Так что, добравшись до постели, она поняла, что сильно устала. Заснула моментально и спала без сновидений.
На следующее утро дядя Грэй выглядел превосходно, словно проспал всю ночь крепким сном. Когда она принесла завтрак и села напротив, было видно, что от вчерашней усталости не осталось и следа. Взгляд его был ясным и чистым, а на лице — здоровый румянец.
Она сидела, уткнув подбородок в ладони.
— Доктор Элмс напугал меня в отношении тебя, — медленно произнесла она.
— Не верь ни одному его слову, — успокоил ее дядя Грэй, намазывая мармелад на тост.
— Честно?
— Быть может, я работаю слишком много, но каждая минута за работой приносит мне истинное наслаждение. Так что обещаю тебе дожить до ста лет. Обязательно.
— Не сомневаюсь в этом, — ответила она.
Он позавтракал и вышел из дому, а она стояла на пороге и махала ему вслед.
Она все утро помогала Эми. Затем взяла вещевой мешок и засунула туда коврик, несколько занавесок, которые достала из огромного бельевого комода, положила иголки, нитки, ножницы, а также банку краски и кисть. Поверх всего этого — еду в целлофановом пакете. Приподняла мешок, прикинула его вес. Было не очень тяжело, может, немного громоздко, но не тяжело. Она сможет донести его сама до Сторожки, если Адам не встретит ее.
Либби забросила мешок на заднее сиденье рядом с Каффой и, промчавшись через город, выехала за его пределы по направлению к холмам. День был далеко не подходящий для прогулки по торфянику, шел мелкий моросящий дождь, но она была настроена решительно. Свернув с дороги, припарковалась на жесткой траве у обочины. Здесь на одном из ближайших холмов стояла стела с именами погибших во Второй мировой войне, и отсюда вела проселочная дорога, исчезающая за холмами. Либби огляделась по сторонам и увидела Адама. Чувство несказанной радости пронизало ее всю. Она выскочила из машины, Каффа — следом за ней. На этот раз Адам был готов к встрече с ним и, хотя приветствие было бурным, выдержал натиск четвероногого друга без падения на землю.
