Журнал был где-то здесь, но, главное, она ушла от Крисси. Она подошла к журнальному столику. Зеркало висело над ним, и она подняла голову, чтобы посмотреть на свое отражение.
Она видела свое собственное лицо, видела комнату за собой, камин. И Корби, сидящего около него.
– Жаль, мой цветочек, но сравнение не поможет. Последняя госпожа Хардич была сама красота, – сказал он.
– Почему вы не сидите дома вечером? – вспылила она.
– Кто бы говорил!
– Кто вам сказал? – Это было уже чересчур. – Мой отец, полагаю. – Она стала раздраженно рыться в кипе журналов, ища номер для Крисси. – И если вы будете все еще здесь, когда Марк позвонит, пожалуйста, держитесь вне его поля зрения!
Корби усмехнулся и нарочито смиренно ссутулил плечи:
– Не подобает мне вставать на пути господина Хардича.
Эмма нашла журнал, свернула его в трубочку и, смеясь, швырнула вверх, так что он просвистел мимо головы Корби.
– Говорил ли вам кто-нибудь, что вы – особо тяжелый случай?
– Мне все равно, что обо мне говорят.
– Это заметно.
Она пошла к двери, а он тихо сказал:
– Эмма…
– Да?
– Не верьте всему, что слышите.
– Слышу о чем?
Он не улыбался. Он сидел не двигаясь. И внезапно она почувствовала такую тяжесть, как если бы она никогда не видела его раньше, а тут зашла в эту комнату в собственном доме и вдруг нашла там этого загорелого человека, ожидающего ее.
Она быстро вышла, не дожидаясь ответа на свой вопрос.
Глава 5
Свидание Эммы с Марком прошло так, как она и предполагала. С того момента, как она открыла дверь и пошла к автомобилю рядом с ним, возникло чувство, что это случалось много раз раньше. Между ней и Марком Хардичем никогда не прерывалась связь – это она знала точно.
Они поехали в ресторан, что находился в городе приблизительно в десяти милях от Хардичей. Марка там не знали, но его вид и манеры, несомненно, произвели впечатление на официанта, и он сопроводил их к лучшему из свободных столиков. Он оказался в самом центре зала, и Марк указал на другой, расположенный в углу и затененный колонной.
Когда же они остались одни, Марк сказал:
– Ты не против этого перемещения? Я не хотел бы, чтобы ты подумала, что я прячусь.
– Я не против, – сказала Эмма. Из чувства самосохранения она не возражала Марку. Она хотела быть наедине с ним.
Это был тихий ужин. Марк Хардич уже привык за эти полгода обедать в одиночестве или с сестрой. Эмма ощутила это. Поэтому было безопаснее говорить поменьше, предоставляя Марку выбор тем.
Только когда Марк вез Эмму домой, он слегка расслабился. Уже у дома он спросил, хотела бы она сходить на концерт на следующей неделе. Послушать Баха. Она, конечно, хотела. Все равно куда, все равно на что. Лишь бы Марк был рядом.
Следующим утром, когда она смотрела в окно на «Хардич-Хаус», радость переполняла ее, как три года назад. Она громко смеялась, широко раскрывала руки, словно пыталась обнять весь мир. А затем она вспомнила про мельницу. Мельница была на месте, конечно. Она всегда была видна, все годы она смотрела мимо нее на «Хардич-Хаус», но Корби сумел сделать так, что теперь нельзя было считать мельницу просто фоном.
Даже с такого расстояния он мог бы видеть ее в окне почти танцующей, в очень легкой ночной рубашке. Она уронила руки и пошла одеваться, думая при этом, что сейчас она согласна с Сарой Хардич – лучше бы отец продал луг Марку.
Из-за Корби могли возникнуть проблемы. Марк не заговаривал о нем вчера вечером, и Эмма чувствовала, что и ей лучше избегать этих разговоров. Но Сара будет ждать своего шанса. Если что-либо подтверждающее более тесные отношения Эммы и Корби достигнет Сары Хардич, она сделает все, чтобы Марк тоже был в курсе. А вдруг Сара вообще наймет частного детектива. Это была сумасшедшая мысль, но присутствие Корби все-таки создавало проблемы.
Придя домой в понедельник вечером, она снова нашла его в кухне и вздохнула:
– Я знаю, что вы готовите обед время от времени, но никто не предупреждал меня о сегодняшнем вечере.
– Никто ничего и не готовил, – сказал он, – это – холодная говядина, а ваш отец занят с Серой Леди. Он нашел кого-то знающего и пошел разузнать о ней.
– А что вы делаете здесь?
– Он попросил, чтобы я сообщил вам.
– Но почему он не оставил записку?
Корби пожал плечами:
– Спросите его. Сегодня не ваш день рождения, не так ли?
– Нет. А что?
– Кто-то прислал вам цветы днем.
Это мог быть Дэвид Хавкинс – один из нескольких экс-поклонников, от которых Эмма уехала. Но вдруг это Марк? Ее «Где?» было произнесено с затаенным дыханием.
– В ванне, – сказал Корби.
Огромный букет белых роз, столь совершенных, что она едва смела коснуться их. Она взяла крошечный конверт и открыла его дрожащими пальцами. «Спасибо, Эмма. Марк», – было написано на открытке внутри.
Она была на седьмом небе от счастья. О, как она была счастлива!
– Спасибо – за что? – произнес Корби с любопытством, прочитав открытку, так как Эмма все еще держала ее в руке, и она непроизвольно отдернула руку.
– Как вы смеете? – прошипела она.
– Вы должны признать, что это похоже на компромисс.
Спасибо. За первую брешь в каменной стене одиночества, за понимание, за заботу… Это не имело смысла для Корби, и она не хотела ничего обсуждать с ним.
Она нежно подняла букет. Должно быть, в нем три или четыре дюжины роз. Слишком красивый, чтобы быть реальным. Она забеспокоилась. Цветы будут увядать, и она потеряет первый подарок Марка.
Корби наклонялся вперед, нависая темной головой над белыми цветами.
– Никакого аромата, – сказал он. – Но шипов также нет.
Она сказала жестко:
– Не касайтесь моих цветов!
– Что же будет, если дотронусь?
Она испугалась на мгновение, что он заберет их у нее. Мучая ее, будет держать их высоко над головой, чтобы она не могла достать, или вообще выкинет в окно. Он улыбался, но это не будет шуткой, это будет чудовищно. Если он коснется цветов, то никогда больше не войдет в этот дом. Она остановит его. Она скажет…
– Вы думаете, что они завянут? Они не завянут. Вряд ли они вообще когда-нибудь завянут. Думаю, что они сделаны из пластмассы.
– Не смешите. – Эмма дотронулась до ближайшего лепестка губами. Он был бархатно мягок.
Корби рассмеялся:
– Вы не были уверены, не так ли?
