Но Мэгги не потеряла сознание. Мозг и тело ее отказывались верить в страшную правду, но яд, проникший в ее кровь со словами Лена, постепенно делал свое дело. Она с трудом подняла на него глаза. Честное лицо Лена было бледно. Казалось, он мучился не меньше ее.
— Отвезите меня домой… пожалуйста, — с трудом прошептала она.
— Вы этого хотите?
— Да. Я должна подумать. Мне лучше побыть одной.
— Вы можете остаться у меня, если хотите. А я переночую у друзей.
— Прошу вас, Лен!
Мэгги не знала, что собирается делать. Словно смертельно раненный зверь, мечтающий только заползти в свой угол, чтобы там умереть, она слепо смотрела на Лена.
— Хорошо, — вздохнул он, помогая ей подняться.
Больше между ними не было сказано ни слова. Он подвез ее к дому, открыл Мэгги дверь и внимательно посмотрел на нее:
— Мне побыть с вами?
Мэгги покачала головой.
— Мэгги! — Она обернулась. — Мне очень жаль, правда, — неловко пробормотал он. — Но я должен был это сделать.
— Да, я понимаю. Спасибо. Я очень вам благодарна… да, думаю, я благодарна.
Дом был пуст. Кевин еще не возвращался. Эхо шагов Мэгги разносилось по всему дому. Прошло не меньше месяца с того дня, как уехала Эйлин, и Мэгги с немалым трудом удалось воскресить в памяти запах ее духов. Неожиданно в ее голове всплыла мелодия, которую так часто мурлыкала Эйлин. Господи, устало подумала Мэгги, неужели я не могу войти в дом, чтобы не вспомнить о ней?!
Эйлин и Кевин… Обезумевшее сознание Мэгги отказывалось воспринимать страшную правду. Она не должна думать об этом, иначе… иначе она сойдет с ума. Улыбка Эйлин станет преследовать ее по ночам, а видя нежность на лице Кевина, она будет вспоминать то время, когда она была предназначена только ей одной. Мэгги зажмурилась. Ей казалось, что она видит их вдвоем. Белые пальцы Эйлин ерошат темную шевелюру Кевина, она притягивает его к себе, и губы их сливаются в поцелуе.
Мэгги помчалась на кухню. Стремясь забыться, она схватилась за тряпку и принялась яростно перетирать посуду, скрести пол и кафельную плитку, покрывавшую стены. Покончив с кухней, она бросилась в гостиную. К тому времени, как Мэгги взялась выколачивать ковры, на дорожке, ведущей к дому, зашуршали шины и она услышала, как в двери повернулся ключ.
— Мэгги, — позвал Кевин.
— Я тут.
Люби она его чуть меньше, ей бы, может, удалось сдержаться. Но сейчас обида и горе переполняли ее.
— Ты снова был у Эйлин? — спросила она. — Ездил забрать свою зажигалку?
Схватив валявшуюся на диване сумочку, Мэгги вытащила зажигалку и яростно швырнула ее к его ногам. Кевин рассеянно взглянул на нее, но и не подумал нагнуться.
— Ты видишь, мне все известно! — крикнула она. — Наверное, я узнала об этом последней… но я знаю!
— Я уже догадался.
— И когда же ты собирался мне рассказать? Ведь не могло же это тянуться вечно, так ведь? Господи, наверное такое могло случиться только с такой идиоткой, как я! Наверное думал, что это никогда не выплывет наружу!
— Я бы не сказал, — бросил Кевин. Тут только Мэгги заметила, в каком он гневе: рот его сурово сжался, на скулах заходили желваки.
— Да ведь она не любит тебя, — с едкой горечью продолжала Мэгги. — Неужели ты думаешь, что она вообще заметила бы тебя, если бы ты не был у них такой шишкой? И влюблена она не в тебя, а в то положение, которое ты занимаешь! Хитрая, маленькая дрянь! Второй сорт ее не устраивает — нет, ей только первый подавай! А ведь это ты и есть, верно? Номер первый! Гений!
— Где ты ее взяла? — очень тихо перебил он.
— Там, где ты ее оставил! У Эйлин!
— В квартире приятеля Лена Драйвера? То есть, надо полагать, это он тебе ее дал?
— Разве это имеет какое-то значение? — с горечью бросила она.
— Думаю, имеет, и немалое. Ты наговорила немало неприятного в адрес Эйлин, и в то же время тебя, похоже, ничуть не смущает, что этот Драйвер преследует тебя по пятам, как тень. Полагаю, вы и сегодня с ним виделись?
— Да.
— Где?
— Он встретил меня после работы. И отдал мне ее.
— Куда вы поехали? Куда он тебя отвез?
— К себе домой.
Кевин запрокинул голову и разразился резким, лающим смехом, в котором не было даже и намека на веселье.
— Клянусь Богом, это великолепно! — проскрипел он. — Вот это да! Ай да Лен! Стало быть, ты от него без ума, верно?
— Вот, значит, как ты все повернул! Что ж, теперь все станет куда проще… для вас с Эйлин!
— Само собой, — кивнул он. — Само собой!
Повернувшись, он выбежал из дома. Глухо заурчал мотор, взвизгнули покрышки, и машина, круто развернувшись, отъехала от дома. Мэгги показалось, что сердце ее превратилось в кусок льда.
Она горько плакала. Господи, почему это случилось?! Как такое вообще могло случиться? Как она могла… швырять все эти грязные намеки ему в лицо, будто камни?! Разве нельзя было обсудить все спокойно, без криков и сцен, как положено цивилизованным людям? Ведь слишком много было поставлено на карту!
Она рыдала до тех пор, пока совсем не выбилась из сил. Кожа Мэгги стала холодной и липкой, ладони превратились в ледышки, она вся дрожала, и, когда внизу зазвонил звонок, он ей показался похоронным звоном. Это не мог быть Кевин — у него был свой ключ. Если бы это мог быть он… она бы душу отдала, лишь бы у них появился шанс поговорить еще раз!
Мэгги прекрасно представляла, как она сейчас выглядит: глаза распухли и превратились в щелки, растрепанные волосы обвисли сосульками, лицо залито слезами.
Она сделает вид, что не слышит. Кто бы это ни был, ему надоест звонить и он уйдет. Но она забыла, что на первом этаже горит свет. Колокольчик все звонил и звонил, и Мэгги подумала, что сейчас сойдет с ума.
Промокнув слезы, она накинула дверную цепочку и приоткрыла дверь.
— Прошу прощения, у меня страшно болит голова и… — начала она.
— Мэгги… — Это был Лен.
— Уходите, прошу вас!
— Впустите меня, Мэгги!
У нее уже не осталось сил. Пожав плечами, Мэгги открыла дверь, и Лен направился вслед за ней на кухню.
— Что произошло? — с тревогой спросил он.
— Кевин ушел.
— Это хорошо?
Ей пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться истерическим смехом.
— Бог его знает!
Лен пожал плечами:
— Вам нужно держать себе в руках, дорогая. Постарайтесь внушить себе, что все к лучшему! О, Мэгги, если бы вы только знали, как это мучительно для меня — видеть ваши слезы! — Она вдруг невольно отметила, как дрожат его руки. — Я не могу позволить, чтобы кто-то причинял вам боль. Ей-богу, мне было бы стократ легче мучиться самому, чем видеть, как страдаете вы!
