Но ей было больно отказываться от своего прагматизма. Он очень поддерживал ее в тяжелые времена. Перед лицом потерь и скорби Сюзанна оставалась хладнокровной и мыслила рационально. Даже когда умерли ее родители, разобщенные неким предательством (о нем не говорилось вслух, и оно не позволяло им даже в самом конце поддерживать друг друга), она справилась с этим, погрузившись с головой в насущные дела, пока не миновало самое худшее.
Теперь же книга манила Сюзанну химерами и волшебством, в ней ее привлекали сплошные неясности и вечное движение, а прагматизм обесценивался. Прагматизм стал бессмысленным. Несмотря на весь опыт потерь, компромиссов и поражений, Сюзанна снова оказалась здесь, в лесу, где девочки приручают драконов, и у одной из них по-прежнему было ее лицо.
Пробежав глазами три или четыре сказки, она вернулась к началу книги в поисках указаний.
«Для Сюзанны, — гласила дарственная надпись. — С любовью от М. Л.».
Надпись была сделана на одной странице со старинной сентенцией:
«Das, was man sich vorstellt, brauch man nie zu verlieren».
Сюзанна продиралась сквозь фразу, полузабытый немецкий давался ей с трудом. В ее приблизительном переводе фраза звучала так:
«То, что можно вообразить, никогда не умрет».
Получив столь туманное наставление, Сюзанна вернулась к сказкам. Иллюстрации в книге походили на грубоватые гравюры, но при ближайшем рассмотрении там обнаружились многочисленные художественные ухищрения. Рыбы с человеческими лицами выглядывали над гладкой поверхностью пруда, два незнакомца на пиру обменивались репликами, обретавшими контуры в воздухе у них над головами, посреди дремучего леса между деревьями прятались люди, и из ветвей смотрели их бледные выжидающие лица.
Сюзанна забыла о времени. Просмотрев книгу от корки до корки, она на минутку закрыла глаза, чтобы дать им отдых, и ее сморил сон.
Когда она проснулась, оказалось, что ее часы остановились чуть позже двух. Фитиль рядом с ней моргал в луже воска, готовый вот-вот захлебнуться. Она поднялась и похромала по лестничной площадке, пока не отошли затекшие ноги, затем отправилась в дальнюю спальню, чтобы поискать еще свечей.
Одна свечка нашлась на подоконнике. Сюзанна подошла туда и заметила внизу во дворе какое-то движение. Сердце заколотилось, но она стояла совершенно неподвижно, чтобы не привлекать к себе внимания, и наблюдала. Человек был скрыт тенью. Только когда он обогнул угол двора, сияние звезд осветило его, и Сюзанна узнала молодого человека, бежавшего отсюда накануне.
Она взяла новую свечу и пошла вниз. Ей хотелось поговорить с этим человеком, выяснить причину его бегства и узнать, кто такие его преследователи.
Когда Сюзанна вышла во двор, он выскочил из темного угла и метнулся к задним воротам.
— Постойте! — крикнула она ему вслед. — Это Сюзанна.
Ее имя не могло ничего для него значить, но он все-таки остановился.
— Кто? — переспросил он.
— Я видела вас вчера. Вы убегали…
Девушка из прихожей, вспомнил Кэл. Та, которая встала между ним и Коммивояжером.
— Что с вами случилось? — спросила она.
Кэл выглядел ужасно. Одежда разодрана, лицо в грязи и, как показалось Сюзанне, в крови.
— Я не знаю, — ответил он хриплым голосом. — Я больше ничего не знаю.
— Может быть, зайдете в дом?
Кэл не двинулся с места.
— А давно вы здесь? — спросил он.
— Несколько часов.
— И в доме никого нет?
— Кроме меня, никого.
После такого заверения он пошел вслед за ней к задней двери. Сюзанна зажгла еще несколько свечей. При свете ее предположения подтвердились: он действительно был в крови, и от него разило канализацией.
— Здесь есть проточная вода? — спросил он.
— Не знаю, но можно посмотреть.
Им повезло: водопроводная компания еще не отключила воду. Кухонный кран дергался, трубы стонали, но в конце концов все-таки хлынул поток ледяной воды. Кэл снял пиджак и принялся отмывать руки и лицо.
— Я поищу полотенце, — сказала Сюзанна. — Кстати, как вас зовут?
— Кэл.
Она вышла. Кэл стащил с себя рубаху и вымыл холодной водой грудь, шею и спину. Он еще мылся, когда Сюзанна вернулась с наволочкой в руках.
— Вот единственное подобие полотенца, какое мне удалось отыскать, — сообщила она.
Она принесла в нижнюю гостиную два стула и зажгла в комнате несколько свечей. Они сели рядом и начали разговор.
— Почему вы вернулись? — хотела знать Сюзанна. — После вчерашнего.
— Я кое-что видел здесь, — осторожно пояснил Кэл. — А вы? Что здесь делаете вы?
— Это дом моей бабушки. Она в больнице. Умирает. Я вернулась, чтобы осмотреть дом.
— Те двое, которых я видел вчера… — произнес Кэл. — Они друзья вашей бабушки?
— Сомневаюсь. Чего они от вас хотели?
Кэл знал, что с этого момента ступает на топкую землю. Как рассказать о радостях и страхах, пережитых за последние дни?
— Это непросто… — начал он. — То есть я не уверен, что случившееся со мною имеет какое-то особенное значение.
— Это касается нас обоих, — сказала Сюзанна.
Он смотрел на свои руки, как хиромант, изучающий будущее. Сюзанна рассматривала его. Торс Кэла был покрыт глубокими царапинами, будто он дрался с волками.
Когда он поднял на нее светло-голубые глаза с черными ресницами, то заметил ее пристальный взгляд и слегка покраснел.
— Вы сказали, что видели здесь кое-что, — напомнила она. — Может быть, расскажете, что именно?
Это был простой вопрос, и Кэл не видел причин не отвечать на него. Если она не поверит, это ее проблемы, а не его. Но она поверила. Более того, когда он начал описывать ковер, ее глаза широко раскрылись и тревожно заблестели.
— Ну конечно, — сказала он. — Ковер. Разумеется.
— Вы что-то знаете о нем? — спросил он.
Она рассказала ему, что произошло с ней в больнице, и об орнаменте, который старалась показать ей Мими.
Все сомнения относительно того, стоит ли рассказывать историю полностью, отпали. Кэл поведал о своем приключении начиная с того момента, когда улетел голубь. Рассказал о том, как увидел Фугу, о Шедуэлле и его пиджаке, об Иммаколате, о выродках, об их матери и повитухе, о событиях на свадьбе и после нее. Сюзанна вставляла в его повествование свои собственные интерлюдии: о том, как Мими жила в этом доме с запертыми дверьми и заколоченными гвоздями окнами, будто в крепости в ожидании осады.
