В восемь начались новости. Она ждала какого-то упоминания о себе, но так ничего и не услышала. После новостей зазвучала музыка, и Сюзанна оставила радио включенным. После кофе и шоколада с печеньем она обмякла на сиденье, глаза ее закрылись под убаюкивающий джаз.
Проснулась она спустя какие-то секунды от стука по стеклу. После мгновенного смятения, когда она пыталась понять, где находится, Сюзанна очнулась и с упавшим сердцем увидела за мокрым стеклом человека в форме.
— Откройте, пожалуйста дверь, — сказал полицейский.
Кажется, он был один. Может, просто завести машину и уехать? Не успела она принять решение, как дверь открыли снаружи.
— Выходите, — велел полицейский.
Сюзанна подчинилась. Она вышла из машины и услышала со всех сторон шарканье ног по гравию.
На фоне неоновых огней вырисовывался силуэт человека.
— Да.
Это было единственное слово, которое он произнес, и тотчас на нее со всех сторон двинулись люди. Она хотела призвать на помощь менструум, но тот силуэт приблизился к ней, держа что-то в руке. Ей закатали рукав, и она почувствовала, как игла вошла в кожу. Призрачное тело отозвалось, но слишком медленно. Воля угасла, поле зрения сократилось до узкого колодца. На дне его ждал Хобарт с разинутой пастью. Сюзанна падала вниз, цепляясь пальцами за стенки, а тварь на дне ревела осанну.
VIII
Свежий взгляд
Мерси высоко поднялась в ту ночь, быстро неся грязно-коричневые воды с серой пеной. Кэл опирался на парапет и глядел за бурлящую реку, в сторону заброшенных корабельных верфей на другом берегу. Когда-то эта водная артерия была запружена кораблями, разгружавшимися после похода или, наоборот, уходившими в дальние края. А теперь она опустела. Доки, верфи, ремонтные мастерские стоят заброшенные. Призрачный город, годится только для привидений.
Он чувствовал себя одним из них. Призрачный скиталец. Окоченевший так, как может окоченеть только мертвец. Кэл сунул руки в карманы, чтобы согреться, и его пальцы нащупали с полдюжины каких-то мягких шариков. Он вынул их и рассмотрел в свете ближайшего фонаря.
Они походили на сушеные сливы, только кожица была гораздо плотнее, как кожа старого башмака. Совершенно очевидно, что это какие-то фрукты, но он не знал какие. Откуда они попали к нему? Кэл понюхал один плод. Запах был кисловатый, как у молодого вина. И аппетитный, даже искушающий. Этот запах напомнил ему, что он не ел с самого обеда.
Кэл поднес плод ко рту, легко прокусил сморщенную кожицу. Запах его не обманул: мякоть и в самом деле отдавала алкоголем, сок обжигал горло, словно коньяк. Он пожевал, откусил во второй раз, не успев проглотить первую порцию, и мигом прикончил фрукт со всеми косточками.
После чего принялся пожирать плоды один за другим. На него вдруг напал волчий аппетит. Он застыл под раскачивающимся от ветра фонарем, в луже танцующего света, и ел так, словно его морили голодом целую неделю.
Он вгрызался в предпоследний фрукт, когда до него вдруг дошло, что фонарь над головой качается не в такт окружающему его пятну света. Кэл уставился на зажатый в руке плод, но не смог сфокусировать взгляд. Господи Иисусе! Неужели он отравился? Последний фрукт выпал из рук. Кэл уже был готов сунуть пальцы в рот, чтобы вызвать рвоту, но тут его охватило куда более необычное ощущение.
Он поднимался вверх. Во всяком случае, какая-то его часть.
Ноги его по-прежнему стояли на асфальте, он чувствовал под подошвами прочную основу, но в то же время плыл вверх. Фонарь горел теперь под ним, и набережная раскинулась вправо и влево, река билась о берега, темная и дикая.
Рационально мыслящий дурак внутри него сказал: «Ты отравился, опьянел от этих фруктов».
Но он не чувствовал себя больным и не потерял ориентацию в пространстве. Его взгляд был ясен. Он по-прежнему видел все обычным зрением и в то же время смотрел откуда-то из точки высоко над головой. И это было еще не все. Он словно разделился на части: одна часть его двигалась вдоль набережной, другая вышла на середину Мерси и глядела оттуда на берег.
Этот разошедшийся в стороны взгляд не смутил его. Множественные планы встречались и смешивались в мозгу, узоры свивались и распадались; он смотрел разом вперед и назад, далеко и близко.
Он был не один, но множество.
Он Кэл, он сын своего отца, он сын своей матери, он ребенок, спрятанный во взрослом мужчине, он человек, мечтающий стать птицей.
Птица!
И в этот миг на него нахлынуло все разом. Все забытые чудеса вернулись к нему с исключительной четкостью. Тысячи мгновений, образов и слов.
Птица, погоня, двор, ковер, полет (он стал птицей, да, да!), потом враги и друзья, Шедуэлл, Иммаколата, чудовища. И Сюзанна, его прекрасная Сюзанна. Ее место в истории, которую рассказывал ему собственный разум, вдруг сделалось совершенно понятным.
Он вспомнил все. Как распускался ковер, как развалился дом, затем Фугу и чудеса той ночи.
Кэлу потребовались все его вновь обретенные чувства, чтобы удержать поток воспоминаний, но он сумел не захлебнуться в нем. Казалось, ему снится сон обо всем сразу, и задержать его на мгновение было ни с чем не сравнимым наслаждением. Результатом этого героического воспоминания стало воссоединение «я» с тайным «я».
А после воссоединения — слезы. Он в первый раз ощутил глубоко спрятанное горе от потери человека, научившего его стихам, которые он читал в саду Ло: его отца, который жил и умер и уже никогда не узнает того, что знал сейчас Кэл.
Скорбь и горькие слезы мгновенно вернули ему себя самого. Он снова видел все обычным взглядом, стоял под качающимся фонарем, охваченный горем…
Затем его душа снова воспарила вверх, выше, потом еще выше, и на этот раз сумела разогнаться и вырваться на свободу.
Кэл вдруг оказался высоко над Англией.
Свет луны заливал под ним яркие континенты облаков, чьи огромные тени скользили над холмами и окраинами городов, словно молчаливые хранители снов. И он тоже двигался, подгоняемый тем же ветром. Над дорогами, вдоль которых выстроились ряды соединенных жужжащими проводами фонарей, над городскими кварталами, в этот час безлюдными, если не считать бродяг и уличных псов.
Он поглядывал сверху, словно ленивый ястреб, звезды сияли у него за спиной, а остров раскинулся внизу, и этот полет вторил первому полету, когда он парил над ковром и над Фугой.
Как только Кэл мысленно обратился к Сотканному миру, он вроде бы учуял его, нащупал где-то там, внизу. Глаза его были недостаточно зоркими, чтобы ясно увидеть место, но он знал он сумеет отыскать ковер, если сохранит обретенное знание, когда наконец вернется в оставшееся внизу тело.
