– Через два дня я вылетаю самолетом в Сантьяго.
Она выдержала паузу. Только сейчас подумала о громадном сроке: русские моряки и Диана Юсупова погибли три года назад.
Сейчас Моника не думала о провокации. Она знала, как работают спецслужбы США: два раза клиента не предупреждают. Она не забыла о делах многолетней давности, как не забыли о ней в Федеральном бюро расследований.
– У вас будет единственная возможность поговорить со мной. Через два дня в зале прилета аэропорта Сантьяго, – отчеканила она. – До свидания.
2
Рим, Италия
Габриель Морето находился в своем римском офисе, когда на его персональный телефон поступил звонок из Мадрида. Первые же слова абонента вызвали действия, несвойственные Габриелю. Он прошептал:
– Три года... – И воздел руки, мысленно благодаря Бога.
Габриель никогда не стремился «всего лишь скромно и постоянно благодарить Всевышнего в своей повседневной борьбе». То, словами основателя ордена, означало улыбаться сквозь слезы. Но, как говорил он, "в некоторых случаях улыбнуться труднее, чем целый час носить власяницу
[9]
".
Его жертва не Богу, но себе – его же работа. Она отнимала у Габриеля много времени и сил. Но он всегда прикладывал максимум усердия, чтобы его труд приобрел законченный и безупречный вид. Конец дела лучше начала его, как говорится в Священном писании.
Однако лишь первые слова испанского абонента взбодрили и вызывали ряд сопутствующих этому состоянию эмоций. Дальше Габриель слушал его с трудом. Он-то надеялся на скорое завершение дела, затянувшегося на три года...
Три года ожидания, надежд, тревог, сладких видений, грандиозных планов.
Окончив разговор с мадридским абонентом, Габриель несколько минут провел в раздумье. Позвонив прелату и попросив аудиенции на вечер, он прервал разговор и вызвал помощника.
– Закажи билет на самолет в Сантьяго. Дозвонись туда и разыщи Маноло. Мне нужно отдать ему кое-какие распоряжения.
Через пару часов он находился в римском офисе прелата с извечной массивной мебелью, носившей определение конторской. В данное время, обусловленное вызовом Габриеля к главе внешнеполитической разведки Ватикана, он оказался между двумя епископами и подумывал о том, чтобы загадать желание.
– Моника Орсини пренебрегла предупреждениями. Являясь специальным агентом и в то же время гражданским лицом, как и начальник морской полиции, Орсини в кооперации с русскими агентами может наделать шуму. О пользе речь не идет в принципе. Именно в кооперации, – еще раз подчеркнул Габриель, – в тесном сотрудничестве.
Мельядо поторопил Габриеля, заворочавшись в тяжелом кресле. Отвлекшись от темы разговора, тот несколько секунд вспоминал, на чем остановился.
– Так вот, Моника жила, работала без отрыва от друзей и сослуживцев. Одиночкой она была в ином плане. Что нашло подтверждение: по прошествии трех лет она решила активизироваться. Настораживает факт одного-единственного звонка. Очень странно, что раздражителем стал всего один телефонный звонок, – по привычке повторялся Габриель.
– Надеешься на то, что твой визит в Чили станет очередным предупреждением Орсини?
– Последним предупреждением, монсеньор, – существенно поправил прелата Габриель. – Последним предупреждением Монике Орсини и первым – русским агентам.
– Ты не мог бы предупредить их в Испании?
«Дилетант». Габриель улыбнулся.
– На территории Испании любые действия, претендующие на определение угрозы, являются вызовом.
– И ты этого опасаешься.
– Скорее... не принимаю, – с небольшой задержкой он подобрал определение. – Я попробую объяснить вам по крайней мере две вещи.
Мельядо пожал плечами и улыбнулся кончиками губ: «Попробуй».
– Во-первых, моя миссия в Чили оборвет связь русских с Орсини раз и навсегда. Во-вторых, удар, нанесенный в Патагонии, носит важное качество: в Чили у русских нет связей, там они обречены на сплошные неприятности. Знаете, с чем я это сравнил? – Габриель изобразил непонятный жест, как будто потянулся к рюмке. – Я это сравнил с укусом змеи на необитаемом острове. Только ненормальный на него вернется, чтобы отыскать гадину и снести ей башку.
– Мы должны избежать шума вокруг гибели русских моряков и Дианы.
Габриель покивал в ответ. Эта связь была бесспорным фактом лишь для одного человека – Петра Юсупова. А другой человек – Моника Орсини – знал истину или догадывался о ней. Габриель не мог разобраться в своем легком беспокойстве. Он с недоверием отнесся к следующей мысли: Моника могла вывести его на след Юсупова. Что же, пожал плечами Габриель, он закроет этот вопрос при встрече с американкой.
Мельядо надолго задержал свой взгляд на подчиненном и спросил с легким недоумением:
– Тебе в голову не приходила мысль о цивилизованной встрече с Орсини?
– Не приходила, – с сомнением отозвался Габриель, незаметно почесав задницу. – Предупреждение в мирном ключе Моника уже получала, однако к голосу рассудка не прислушалась. Русский агент – его фамилия Блинков – окажется не в том месте и не в то время. У него, равно как и у других российских агентов, нет ничего личного в этом деле, ничего, что заставило бы их продолжить расследование.
И снова что-то кольнуло в сердце Габриеля. Он прислушался к нарастающему беспокойству и запал себе один лишь вопрос: «Неужели я ошибаюсь и русские играют на личных мотивах?..»
Габриелю нравились отдельные главы, короткие моменты в священных текстах. Некоторые из них он помнил наизусть, мог прочитать пару молитв. Но верующим он не был. Что нашло подтверждение в его мыслях: в офисе прелата он, умозрительно оказавшись между двумя священниками, подумывал загадать желание, а сейчас, реально спеша на встречу с начальником ватиканской разведки и находясь в нескольких шагах от собора Святого Петра, сравнил себя с этой базиликой, занимающей промежуточное положение между Римом и Ватиканом. Он безучастно отнесся к тому факту, что храм возвели на том месте, где находилась могила апостола Петра, а для строительства собора разрушали стены древнего Колизея...
Габриель встретился с кардиналом Лоренцо в капелле Паолина, затерявшейся среди пышной зелени парков Ватикана. В этот раз Габриель не стал рассматривать стены капеллы, расписанные Микеланджело.
Симоне Лоренцо, одетый в сутану и красную кардинальскую шапочку, имел высший после папы духовный сан, однако в его работе не было и намека на обычную практику священников. Глава аппарата внешнеполитической разведки Ватикана, который вместе с департаментом госсекретаря и Конгрегацией по делам веры осуществлял политику Ватикана, не мог иметь низшего сана. Сейчас Лоренцо с долей неприязни смотрел на человека, который лишь организационно входил в аппарат внешней разведки. Вкупе с сотрудниками нунциатур
[10]
, которые и занимались внешней разведкой, он подпадал под устойчивое определение «отборные кадры».
