– Мразь! – выкрикнула Камилла, вскакивая с места.
– Ты права, дорогая. – Томми обнял ее за плечи, отгораживая от Абрамова. – Он опасен. Пошли отсюда.
– Где Морето?
– Ждет своего часа, – ответил капитан. – Томми, ты умеешь обращаться с оружием?
Прошла минута.
– Я служил... в армии, – тихо и с запинкой ответил Вальдес. – Мне что, в киллеры придется пере... сука... квалифицироваться?
Абрамов вынул из сейфа приличный пистолет «Браунинг-380».
– Самозарядный, – пояснил он, вручая оружие Томми.
– Вижу, – ответил тот, ничего не видя.
– Удобное и надежное оружие.
– Разумеется.
– Прототип гаубицы.
– Не слепой.
– Стреляет дерьмом.
– Знаю.
– Томми, очнись!
Ему не пришлось этого делать. Камилла взяла у него из рук пистолет и положила его в свою дамскую сумочку.
– Вам нужно будет снять его с предохранителя. Он расположен на затворе. Всего патронов...
– Двенадцать. Я была замужем за полковником, – лаконично ответила женщина. И запоздало спросила: – Он жив?
– Не думаю, что захотите с ним встретиться.
– Вы правильно думаете.
3
Габриель Морето не отказался от предложения адмирала продолжить беседу на летней террасе. Гость подошел к каменному ограждению и вдохнул полной грудью. Именно таким он представлял себе вид из своего дома. За исключением пляжа. Его в грезах Морето не было. Лишь скалы и бьющие в них волны, шум вечного прибоя как непрекращающееся напоминание о вечной жизни.
Не оборачиваясь лицом к адмиралу, Габриель сказал нараспев, не называя имен:
– Странные у них судьбы. Один при жизни другого не знал, что он его отец, хотя видел его много раз. Другой, зная все об их родстве, никогда не видел его. Дмитрий Юсупов дважды боролся за свою жизнь: в больнице с ожогами и принимая то единственное имя, которое на него примерили. Он бы тотчас накликал смерть, назовись Карлом или Дмитрием: Кстати, как вы собираетесь улаживать проблему с Моникой Орсини? – спросил Габриель после короткой паузы. – Я бы назвал проблему «Похождение Моники». Может быть, мне стоит помочь вам?
– Вы обещали показать копии других документов. Если не секрет, из каких архивов они?
– "Штази", – ответил Габриель, возвращаясь к столу. – Как сказал мой швейцарский коллега: архивы восточногерманской разведки ждут своих покупателей. Я заплатил за эти бумаги двенадцать тысяч долларов...
Школьник не слушал. Он углубился в чтение, предупредив Морето, что не просто читает, а подвергает документы первичной экспертизе.
«Почему Ватикан не заинтересовался свидетельством о браке между монахиней Пилар Фернандес и Дмитрием Юсуповым?» – спросил он себя. И ответил: «Не было связи между двумя именами советского разведчика: настоящим и легендированным. В противном случае Ватикан вышел бы на след золота и разоблачил Юсупова». Школьник еще раз отметил классную работу Габриеля Морето.
Прошел час. Габриель слегка заскучал. Он несколько раз подходил к ограждению и делал вид, что любуется пейзажем; мимоходом посетовал на свое непостоянство. Адмирал, краем глаза наблюдавший за ним, сравнил его с профессором Плейшнером из «Семнадцати мгновений весны», вырвавшимся в Берн. Только профессор обладал взглядом взрослого ребенка, а Морето... Напрашивалась частица «наоборот». Как раз наоборот и не получалось. С одной лишь поправкой – если существовали дети с отталкивающими взглядами. Точнее – порочными. Да, адмирал подобрал точное определение: у Габриеля был взгляд порочного ребенка.
Он взял со стола вспыхнувший желтым светом сотовый телефон и прочитал текстовое сообщение: «Они на месте». Положив мобильник на место, привлек внимание Габриеля:
– Да, эти документы стоят дорого. Как насчет половины суммы, господин Морето? Мне нужно платить агентам, платить по счетам. Камилла, – адмирал указал рукой в сторону каменистой террасы, выступающей из моря, – не покрыла всех расходов. У нее попросту нет таких денег. Обещал помочь ее друг – Томми Вальдес. Знаете его?
– Нет. – Взгляд Габриеля скользнул в сторону террасы. – Так Камилла там?
– Скорее всего да. Там чистый песок, нет посторонних взглядов. Так что насчет половины суммы?
Морето не слушал. В его голове созревало обращение к Камилле: «Твоя идея обратиться к российским сыщикам оказалась... отличной идеей». Он планировал рассмеяться в этом месте.
– Она многое вынесла, – пробормотал он под нос.
– Что?
– Я говорю, раз все так удачно совпало, хочу опередить вас, адмирал, и первым сказать Камилле: «Скоро ты получишь сатисфакцию. Юсупова поймали. Я-то думал, русские агенты не способны поймать даже простуду в дождливый осенний день».
Адмирал пожал плечами на этот топорный комплимент и внешне остался равнодушным к затее гостя. Но внутренний голос торопил его...
Абрамов получил указание и готов подстраховать Камиллу, если рука у нее дрогнет. Но нет, не дрогнет, был уверен Школьник.
Теперь уже он смотрел на Габриеля, опершись руками о «планшир» ограждения. Морето шел вдоль пляжа, выбирая мокрые и плотные участки песка. И мысли его были далеко – в прошлом...
* * *
Габриель, находясь в одной комнате с Дианой, представлял себе иную картину. Это его комната. Диана – приходящая няня. Ему всего двенадцать. Или десять. Диане столько, сколько сейчас: шестнадцать...
Она строга к нему. В очках вычурной формы, з короткой юбке и белоснежной блузке с открытым воротом, божественно обольстительная, она прохаживается вдоль стеллажей с книгами и диктует чертовски сложное предложение, выделяя слоги и главные слова силой своего соблазнительного голоса и легкими ударами указкой по своей ладошке. Подходит ближе, еще ближе, склоняется над мальчиком. Он видит, что жаждал увидеть, но чего на ней не было. И лишь по истечении, казалось, растянувшихся мгновений понимает: он увидел и продолжал смотреть на белоснежную грудь с невинным розовым соском, не скрываемую лифчиком, вид кружев которого держал в голове, приманивая взглядом молоденькую гувернантку.
Она все видит. Чувствует его взгляд. Играет с огнем, разгоревшимся в его теле.
Она возвращается к книжному шкафу, привстает на цыпочки в поисках какой-то книги. Показывает идеальной формы бедра, край сорочки.
Нет, нет, наверху нет книги, которую она ищет. Она внизу.
Она медленно, скользя рукой по корешкам фолиантов, наклоняет голову, сгибается в талии, демонстрируя пластику. Юбка приподнимается чуть выше, чем это возможно для такой позы, он видит то, что веками служило предметом изображения художникам...
Она вдруг выпрямляется, одергивает юбку, смотрит на мальчика с негодованием. Смотрит глазами, и вспыхнувшими щеками, и увлажнившимися губами. Медленно подходит, смотрит не мигая. Ее набухшие соски будто бессовестно интересуются, что он видел, и напряженно требуют ответа.
