— Забота о семье всегда будет у меня на первом месте. Вы с Эшли — самое дорогое, что у меня есть.
— Тогда ответь: ты согласна стать моей женой и мамой Эшли?
Не успела Мэкки ответить, как малышка поднялась с коврика и подошла к ней, протягивая свой пальчик:
— Бо-бо. Киса плохая.
— Иди, я тебя пожалею, дорогая моя. — Мэкки подняла девочку и посадила между собой и Гордоном.
— Могу я расценивать эти слова как твое согласие влиться в нашу семью? — спросил он.
— Да, дорогой, — ответила Мэкки с улыбкой.
Эпилог
Шестилетняя Эшли Гэллоуэй стояла у детской кроватки и посылала воздушные поцелуи своей двухмесячной сестренке:
— Улыбнись своей сестре, Оливия.
Их трехлетний брат, Джек, встав на цыпочки, чтобы лучше видеть младенца, допытывался:
— Эш, почему она не смеется?
Гордон, обняв жену за плечи, подвел ее к кроватке:
— Встань рядом с детьми, Мэкки. Я хочу сфотографировать вас. Эта фотография будет стоять у меня на письменном столе.
— О, с удовольствием, но сначала я должна привести себя в порядок, — сказала Мэкки, жестом давая понять, что ей надо хотя бы причесаться.
— Ты выглядишь великолепно, но не буду спорить, — Гордон, положив фотоаппарат на стол, погладил Мэкки по плечу.
Она шлепнула его по руке:
— Перестань, здесь же дети!
Гордон улыбнулся и поставил Джека и Эшли лицом к себе.
— Так, хорошо. Какие у вас славные мордашки! — похвалил их отец.
— Мама, папа назвал нас мордашками. Мы что, похожи на собачек? — обиженно сказала Эшли. Она только что начала ходить в первый класс, а Джек — в детский сад.
— Это просто ласковое обращение, Эшли.
— А что оно означает? — спросил Джек.
— Я объясню вам в машине, — торопливо ответил Гордон. — Мы опаздываем, собирайтесь быстрее.
Когда они ушли, Мэкки покормила малышку и переоделась. В час у нее встреча с клиенткой. Мэкки больше не служила в той фирме, где познакомилась с Гордоном. Теперь она работала на общественных началах в Центре по проблемам семьи, консультируя по правовым вопросам. Гибкий график работы позволял ей отдавать львиную долю времени своей семье.
Гордон продолжал работать в университете на правах внештатного сотрудника, так что его вторая книга о Второй мировой войне была написана дома — в гостиной и в кабинете. Как и первая, она интересовала только специалистов, и Мэкки в шутку посоветовала мужу делать в своих книгах лирические отступления с описанием любовных сцен.
Теперь Гордон приступил к созданию художественного произведения.
— Это будет роман о войне, — сообщил он Мэкки. — Я прислушался к твоим советам — в романе будет много любовных сцен, — добавил он с улыбкой.
Однако главным в их жизни оставалась семья. Мэкки нравилось заниматься детьми и домом, и Гордон без устали повторял, что она — самая замечательная жена и мать. Ну что ж, ему виднее.
Она разговаривала по телефону, когда открылась дверь и вошел Гордон.
— Звонила новая клиентка, у нее в семье сложная ситуация. Она просила принять ее завтра, — сказала ему Мэкки, вешая трубку. — Нам придется пересмотреть наши планы.
— Жаль. Как раз на завтра я наметил кое-что очень важное.
— Да? И что же? — поинтересовалась Мэкки.
— Я же говорю — важное. — Он заключил ее в объятия и приподнял над полом. — Предлагаю перенести все задуманное на сегодня, — сказал он и поцеловал ее. — Знаешь, мне пришла в голову потрясающая мысль…
— Какая же?
— Не подняться ли нам в нашу спальню?
