Испугавшись, она вскрикнула и стала отчаянно махать руками, стараясь сбить паутину с лица.
Дилан немедленно бросился на помощь и очень быстро освободил ее.
– Спасибо, – промямлила Мэгги, досадуя на свой детский испуг и ругая себя за то, что ей вздумалось входить в запущенный гараж.
– Подождите секунду, – остановил ее Дилан.
Мэгги застыла. Дилан начал пальцем аккуратно снимать с ее волос и лица остатки липкой паутины. От легких прикосновений его пальцев она едва не лишилась чувств.
– Вот и все. – Дилан широко улыбнулся.
Мэгги, загипнотизированная серебряными искорками в его глазах, почувствовала, как по ее телу разливается благостная теплота.
Ребенок выбрал это время для серии мелких, но чувствительных толчков. Это мигом заставило Мэгги опомниться от грез и прикрикнуть: «Эй, ты, не бушуй!» – и поскорее собраться с мыслями и чувствами.
– Бунтует, да? – спросил Дилан.
– Сердится, – заметила Мэгги, радуясь, что напряженность исчезла. Она осторожно прошла мимо Дилана.
– С вами все в порядке, – заметил он, – значит, я могу приступить к починке лестницы?
– О... конечно, – промолвила Мэгги.
– Пожалуй, и мне пора сделать что-нибудь полезное, – сказал Дилан и последовал за ней.
– Настало время ленча, – напомнила ему Мэгги. – Если хотите, то поедим в доме, или принести вам поднос с едой к месту работы?
– Обо мне не беспокойтесь. Я прямо сейчас начну работать, а потом что-нибудь перекушу.
– Хорошо, – кивнула Мэгги, покидая гараж.
Дилан чуть придержал дверь, не дав ей сразу закрыться. Он смотрел вслед Мэгги, пока она не скрылась за углом.
Он заметил, что, когда они встречаются взглядами, между ними что-то происходит. Это влечение, секс? Именно что-то такое он почувствовал, когда снимал с нее паутинки. Ощутил нечто вроде электрического удара. Желание преодолеть то узкое пространство, которое было между ними, и прижаться губами к ее губам не раз заставляло его задумываться о том, какие же отношения у них были прежде.
В прошлый вечер, когда Дилан решил выяснить это, Мэгги явно испугалась. Он прочел это в ее глазах. Пожаловавшись на усталость, она ушла и тем самым избежала разговора. Несмотря на стремление наконец все выяснить, Дилан не хотел расстраивать ее.
Вопросы замучили его. Если они с Мэгги были близки какое-то время, то, видимо, перезванивались, писали письма, и это не могло остаться не замеченным кем-нибудь... Ну, офицерами с базы, например...
Но у себя дома Дилан не нашел ни одного письма или фотографии, и никто и словом не обмолвился, что у него была девушка. Дилан верил заявлению Мэгги, что ее ребенок от него. Но все же оставался в полном замешательстве, как это могло случиться, ибо ничто не говорило о том, что они были вместе.
Возможно, они уже находились на грани разрыва. Сообщила ли ему Мэгги о ребенке? Вероятно, сообщила, и поэтому он уехал?
Дилан, опершись о косяк гаражной двери, тщетно пытался разгадать неразрешимую загадку, опасаясь, что правда будет не в его пользу. Неужели он принадлежит к тому типу мужчин, которые убегают от ответственности? Черт побери! Он должен получить ответ.
«Не спешите. Не торопите время. Оно – великий целитель» – были любимые слова доктора Бредфорда. Он постоянно повторял их, пока лечил Дилана, а потом – при каждом удобном случае, напоминая как завет.
Дилан понимал, что Мэгги решительно избегает разговора об их отношениях. Ну и пусть. У него еще есть время...
Вздохнув, он взял молоток и лом и направился к лестнице.
Мэгги подошла к окну кухни, откуда видна была лестница, но Дилана там не увидела.
Два последних часа он работал спокойно, размеренно. Прервался лишь, чтобы съесть бутерброд с курятиной и выпить чаю со льдом. Все это Мэгги оставила ему на столике для пикников.
Пока ей удавалось побороть искушение наблюдать за работой Дилана, но ее интересовало, надолго ли его хватит, учитывая полученные в автокатастрофе травмы. Наконец она опять подошла к окну, и на сей раз удачно: он был там и снимал с себя пропотевшую футболку.
Увидев широкую, чуть загорелую грудь, блестевшую от пота, Мэгги смутилась. На теле Дилана она не заметила каких-либо шрамов или увечий, но издалека их можно и не разглядеть. В последний раз она видела Дилана обнаженным, когда нежилась в его объятиях в ночь их любви, когда был зачат их ребенок.
Воспоминания повергли Мэгги в смятение и сладкий трепет. Она смотрела, как Дилан, снова вернувшись к работе, рушит коварную лестницу. Он сломал, не без усилий, еще одну ступеньку и отступил назад посмотреть на свою работу.
Проведя рукой по потному лбу и словно почувствовав, что на него смотрят, он взглянул в сторону кухонного окна.
Как нашкодивший ребенок, Мэгги быстро отпрянула, однако успела заметить широкую улыбку Дилана.
Рассердившись на себя, Мэгги вернулась в спальню и целый час провела в постели, глядя в потолок и прислушиваясь к приглушенному шуму, доносившемуся оттуда, где работал Дилан. Она убеждала себя, что неадекватное поведение объясняется ее состоянием, только и всего.
Скука и голод заставили Мэгги вернуться в кухню. Когда же раздался мелодичный звонок у входной двери, она сразу поняла, что это Дилан.
– Дверь не заперта, – заметила она, впуская его в дом. Но увидев растерянного Дилана, который пребывал словно в полуобморочном состоянии, она мгновенно испугалась.
– Вы ушиблись? – выкрикнула Мэгги, не раздумывая бросаясь к нему.
Но Дилан словно не слышал и не понимал Мэгги. Он, видимо, даже не чувствовал, что она держит его за руку...
Когда Дилан повернул за угол дома и вдохнул запах роз у крыльца, то почувствовал странный холод и дурноту.
Он повел себя точно так же, как вчера, когда острая боль в голове и мелькание обрывков каких-то воспоминаний перед глазами заставили его упасть на колени. Уверенный, что эти два случая связаны между собой, он безрезультатно пытался остановить мелькание перед глазами.
– Что с вами? Случилось что-то плохое? – не на шутку встревожилась Мэгги.
– Помните, как вы помогали мне войти в дом вчера? – растягивая слова, спросил Дилан.
– Да.
– Сейчас, когда я приблизился к входной двери, мне вдруг стало так же дурно, как накануне, – объяснил наконец он.
– И отчего это? – спросила Мэгги.
– Я и сам хотел бы знать, – сказал Дилан, чувствуя, что ему уже становится легче и дурнота проходит.
Неужели это воспоминания рвутся наружу? – вдруг подумал он. Закрыв глаза, он просил Бога вернуть ему то, что мелькнуло перед ним вчера. Но в памяти звенела пустота. Во рту было горько от разочарования.
