Она недолго находилась в полуобморочном состоянии. Придя в себя, увидела человека лет сорока пяти, склонившегося над ней. Он поочередно приоткрыл ей веки и осмотрел зрачки при помощи тонкого лучика фонарика. Покачал головой:
– Да-а… Равносильно тепловому удару. Ей необходимы полный покой и тишина.
Личный врач Эбеля по имени Мабрук, посвященный в планы хозяина, отозвал того в сторонку.
– Самое подходящее время взять у нее кровь на анализ и отправить в лабораторию.
– Ты сделал правильный выбор? – спросил Эбель, хмурясь. За дверью этой комнаты находилась его дочь. Она еще не оправилась от удара, а он помышляет взять образец ее крови.
– Наш Центр молекулярной генетики лучший в Египте, один из лучших на Ближнем Востоке. Я хорошо знаю Хассида, заведующего лабораторией.
Эбель кивнул:
– Я много раз слышал о нем, но встречаться нам не доводилось.
Доктор Мабрук взял из рук Анвара носовой платок с пятном крови; фактически ткань пропиталась насквозь.
– Я могу и не брать кровь специально. Достаточно этого материала. – Доктор сложил платок вчетверо. Он намеревался, как требовали того правила получения образцов сухой крови на фильтре или марле, высушить его на воздухе в течение двух часов. Ему следовало действовать очень аккуратно, чтобы никто не мог прикоснуться к пятну крови, во избежание неверных результатов. После высыхания образец должен быть упакован в индивидуальный бумажный конверт, храниться – при комнатной температуре, избегая влаги. Впрочем…
Впрочем, все предосторожности доктора оказались напрасными. Платок, на котором оказался образец крови, принадлежал Эбелю. Он прикасался к нему, причем прикасался в районе пятна до его получения, тогда как никому, кроме исследуемого пациента, к нему прикасаться было нельзя. Мабрук припомнил термин «контаминация», от латинского contaminatio – соприкосновение. А еще более точно – смешение. Что было недопустимо при установлении отцовства. Хассид не примет такой материал, узнав подробности получения образца сухой крови. Он дорожит своей репутацией, репутацией своего центра.
– Что случилось? – поинтересовался Анвар, замечая переменившееся настроение доктора.
Тот объяснил.
– Придется взять у нее венозную кровь. Все, что нужно для забора крови, у меня с собой. Не будем терять времени. Я буду работать и объяснять новой пациентке, что делаю, а ты будешь переводить.
– Хорошо, – согласился Анвар.
Мабрук переоделся в белый халат. На столике рядом с кроватью разложил необходимые медицинские принадлежности.
– Не бойся, дорогая, мне нужно всего лишь уколоть тебя и взять немного крови.
– Что? Что вы делаете? Я не понимаю по-арабски.
– Она спрашивает, что ты делаешь, – перевел Анвар. И дальше стал выступать в роли толмача. – Сколько крови ты хочешь… сцедить.
Доктор улыбнулся шутке.
– Немного, – повторился он. – От одного до пяти миллилитров. Это намного больнее, чем вводить внутримышечно такое же количество препарата.
– В этой пробирке от одного до пяти миллилитров? – Дикарка указала на пробирку, которую доктор приготовил заранее, и дождалась, когда Анвар переведет. В пробирке содержался раствор антикоагулянта, вещества, уменьшающего свертываемость крови, на основе цитрата натрия.
– Мы не знаем точно, что случилось с тобой. Возможно, тепловой удар, или ты перенервничала. Есть и другие предположения. Все покажет анализ.
Доктор присел на кровать, помассировал руку Тамиры, перетянул жгутом предплечье и вернулся к столу. Снова подошел к девушке, в этот раз с марлевым тампоном, смоченным в спирте. Продезинфицировав место укола, он ввел в вену довольно толстую иглу. Подставив под нее пробирку, осторожно ослабил жгут. По игле побежала кровь, наполняя пробирку.
– Пожалуй, будет достаточно. – Мабрук вынул иглу и положил на место ранки тампон. – Согни руку в локте и подержи немного, – попросил он Тамиру. Сам же закрыл пробирку пробкой, несколько раз плавно перевернул ее, чтобы кровь в пробирке тщательно перемешалась с антикоагулянтом.
Он послал Анвару красноречивый взгляд: «Скоро мы узнаем, твоя ли кровь течет в жилах этой девушки». Но взгляд его переводился несколько иначе: «Скоро ты узнаешь, чью кровь мы нацедили из руки этой девицы». В отличие от Эбеля, он не верил в воскрешения любого рода. И, если честно, был бы рад, если бы доктор Хассид опроверг все ожидания Анвара. Он был завистливым, завидовал даже сомнительному счастью. Этот случай он посчитал именно сомнительным. Однако он, зная норов своего влиятельного пациента, свои мысли и предположения держал при себе.
– Вашу руку, Анвар, – попросил доктор, когда они спустились в гостиную.
– Что? – не понял Эбель.
– Для экспертизы нужна и ваша кровь тоже.
Наполнив вторую пробирку кровью Эбеля, Мабрук принес из машины портативный холодильник, работающий от сети автомобиля, и поместил в один из отсеков пробирки. Спиртовой терморегулятор на крышке показывал четыре градуса выше нуля. При такой температуре образцы крови можно хранить в течение двух-трех дней.
Анвар, прощаясь с доктором, пожелал ему и себе удачи.
– Да хранит нас бог, – тоном генерала ордена иезуитов ответил Мабрук.
Когда Анвар вернулся в комнату, он увидел картину, которая вызывала на его губах грустную улыбку. Девушка лежала на кровати и рассматривала снимок. Она что-то говорила, проводила пальцем по глянцевой поверхности. Анвару показалось, она что-то вспомнила. Возможно, ее воспоминания походили на сполохи после грозы. Да, она наверняка видит своеобразные игры зарниц в небе… Как частички памяти они проникают в нее. В воздухе пахнет озоном. «Почему озоном?» – нахмурился Анвар. Он смотрел на Тамиру и не видел ее, потому что пытался проникнуть в ее мысли, и не подозревал, что девушка играла не с зарницами, а с ним, видела то, что он при всем желании заметить не мог.
Наконец она оторвала взгляд от снимка и, глядя в середину груди Анвара, тихо сказала:
– Вообще-то я не падаю в обморок, не зная, красиво ли я упаду. В одном старом американском фильме одна женщина сказала так.
4
Москва
Матвеев и Тартаков встретились в домашней обстановке. Жена майора напекла беляшей. В этакую-то жару?! – недоумевал Матвеев, представляя глубокую, нет, очень глубокую и почему-то эмалированную миску, до краев наполненную ледяной окрошкой, которую следовало осторожно, чтобы не пролить ни капли через край, перемешать, затем запустить в миску деревянную ложку и шумно втянуть в себя эту лечебную смесь – от жары, обжорства, похмелья. Задохнуться от запаха укропа, прижать языком к нёбу кусочек слегка переваренной картошки, раздавить его, снова зачерпнуть ложкой и смыть очередной вкус… чтобы насладиться новым.
Видение и яркие ощущения пропали, едва Матвеев перехватил взгляд Тартакова. Тот не сводил глаз с графинчика с водкой. Он был готов выпить его без закуски, закусить горячим беляшом, ожегшись его огненным соком. Что поделать, майора в этом плане было не перевоспитать.
