Виктор тряхнул головой, прогоняя наваждение.
– Ладно, я принимаю твой заказ.
– Заказ? – Роберт пожевал губами, словно пробовал это слово на вкус.
– Ага, – подтвердил Скобликов. И вдруг перешел на английский, чем окончательно добил Гартмана: – How much would you like to pay for murder? Today you name the price!
[1]
Надо отдать должное Гартману, он все же нашелся:
– Пожалуй, я дам за это доллар.
После непродолжительной паузы Виктор заявил:
– А ты красивый.
Что для Роберта явилось полной неожиданностью.
– Ты так думаешь? – с небольшой задержкой спросил он.
– А как еще природа могла покрыть такую тупость? Да выплюни ты жвачку, в натуре!
По виду американца нельзя было сказать, боится ли он crown (английское слово он предпочитал русскому и, наверное, вкладывал в него больший смысл). В этот день он станет другим человеком. Наверняка свыкся с мыслью, что ему придется участвовать в убийстве, свыкся легко по той причине, что с самого начала являлся участником заговора на государственном уровне. А может быть, раньше, когда только-только был завербован Новеллой.
– Ты ничего не забыл? – спросил Виктор.
– В каком смысле?
– Адрес. Ты должен был узнать адрес одного человека.
– Ну не я лично занимался этим вопросом. – С этими словами Роберт вынул из кармана и протянул Виктору листок бумаги с адресом Михаила Наймушина.
* * *
Виктор не стал откладывать личные дела в долгий ящик и наведался по адресу однокурсника на следующий день. Наймушин проживал на одной из четырех улиц с «северным» названием. Бабушкинский район находился на северо-востоке столицы, отсюда и «холодные» названия улиц: Енисейская, Печорская, Чукотский и Анадырский проезды. Также история района тесно связана с именем Жени Рудневой, а одна из улиц носит имя этой храброй летчицы.
Дабы не торчать в пробках, Скобликов воспользовался трамваем 17 маршрута. До дома Михея дошел пешком.
Вот она, его девятиэтажка-малометражка, возвышающаяся над пятиэтажками, этакий провинциальный небоскреб.
Он дождался, когда мужчина лет сорока с небольшим откроет подъездную дверь, оснащенную домофоном, вместе с ним шагнул в лифт. По-хозяйски осведомился: «Вам высоко?» – «Восьмой». И нажал на кнопку с цифрой «4». Когда он вышел, а двери лифта закрылись, подошел к квартире номер 132. Не теряя времени, достал универсальную отмычку. Предстоящая работа не требовала особых навыков. Все, что требовалось от взломщика, – это осторожно вставить довольное длинное «жало» отмычки в скважину и, пошатывая его, очень медленно тянуть на себя. Пять-шесть раскачиваний, и язычок замка приветливо щелкнул непрошеному гостю.
Виктор вошел в квартиру Наймушина и быстро закрыл за собой дверь. Он не смог сразу пройти в комнату. Ему требовалось время на то, чтобы адаптироваться в этой среде, которую он заведомо посчитал враждебной. Так прошла не одна минута. О чем думал Скобликов, он не смог бы ответить даже под пытками. В голове и душе – свалка из разрозненных мыслей и чувств. Но пора приступать к работе.
Он хорошо усвоил, чему его учил Сонни Новелла. Первым делом зашел в туалет и, расстелив на полу газету, вывалил на нее содержимое мусорного ведра. На глаза ему сразу попался чек из торгового комплекса «Ашан». Вчера в 19.31 (время было проставлено на чеке) Михей проходил через кассу с покупками: сосиски ганноверские, батон, сырки «Президент», пиво... Другой чек был выдан ему подразделением Сбербанка на получение наличных. И в нем тоже указано время: Михей снимал наличные за двадцать минут до того, как рассчитался за покупки. Вероятнее всего, банкомат находился на территории «Ашана». Михей снял тысячу рублей, доступные средства на его счету – почти десять тысяч. Еще один чек – из терминала QIWI. Михей пополнил счет на номер телефона, который заканчивался на 2255. О чем говорили эти чеки? Для Скобликова они значили многое. Он узнал кое-что из жизни своего бывшего партнера, в частности, в каком магазине тот покупает продукты (хотя это мог быть единичный случай), какими деньгами располагает на данный момент. Наконец, он заполучил его номер телефона.
Что это значило для самого Михея? Вряд ли стоило применять к нему «шпионские» термины вроде «расслабился», прикинул Виктор. Он жил иной, полноценной жизнью, где был свободен от таких мелочей, как чеки. На месте Михея, который, скорее всего, подчищал бумажник, Виктор все чеки спустил бы в унитаз.
Михей. Везет ему.
Он рядом. Так близко, что у Скобликова засосало под ложечкой. Он испытывал противоречивые чувства. Порядком забытые, они были умело подогреты Филиппом Берчем. Умело. Ну и пусть. Эти чувства имели ценность, и пренебрегать ими не стоило. Скобликов словно попробовал их на вкус.
Разбирая эти выброшенные Михеем бумаги, Виктор думал и о заложнице... Конечно, он забегал вперед. Вики Миллер пока еще на свободе.
* * *
...Черный президент, белый президент. И у обоих в голове одна электроника. Две высокопоставленные флэшки. Гонка вооружений. Мир без ядерной войны. Мир без ламп накаливания. Обрыдло.
Эти и другие темы теперь казались Вики Миллер пошлыми. Она знала причину, но отчего-то прятала ее. Или пряталась за ней. Работа как смысл существования отошла на второй план. Первое место было отдано тому, что она незаслуженно сбросила с верхней ступени пьедестала.
Первый раз Вики влюбилась в четырнадцать лет. Ей казалось, что хип-хоп только-только зарождался – в ее родном американском Огасте и при ней, и она рылась в чернокожих рэперах, как ребенок в песке; все они были у ее ног. Ей не хотелось страдать от любви к одному из них, чтобы все видели, как она по нему сохнет. Она набралась смелости, и та не оставляла ее до сих пор. На нее обратил внимание Рук-бой – мастер битбоксинга (голосом он имитировал ритмы драм-машины и поэтому был прозван грачом; rook-boy – мальчик-грач). Он первым объяснил Вики, что «хип-хоп нельзя потрогать и понюхать, для всех он разный и значит что-то свое». Кто-то крутит винил, кто-то ломает рэп, кто-то дерет битбокс, кто-то пляшет брейк и крамп, кто-то рисует на заборах из баллончиков и называет себя «граффитчиком», все это хип-хоп. «Даже жрать, спать и трахаться можно по-хипхоповски», – как-то раз просветил Рук-бой свою малолетнюю любовницу: он только что проснулся и что-то жевал. Месяца через два социально-прогрессивный рэпер первым признался ей в любви. Она, добившись своего, ответила: «Я тоже люблю тебя». Прошло еще полгода, и Рук-бой, чьи родители были выходцами из Ямайки, по словам самой Вики, «заглотил смертоубойную дозу галлюциногенной дури и вздернулся на брючном ремне товарища из команды». Но прежде он задушил его голыми рэперскими руками в тесной кабинке туалета. И это тоже был хип-хоп.
Вики недолго горевала: парней с превышенным самомнением и баллончиками в руках, с винилом под мышкой хватало как по стране, так и в отдельно взятой подворотне.
