Как и майор Петров, Людмила не могла удержаться от вопроса, где она могла видеть этого человека. Лицо очень знакомое, во взгляде даже не бес – плутовство отсутствует, – а нечто более земное.
– Знаете, – откровенно и с легкой иронией ответил Марк, – те, кто знал меня, теперь вряд ли узнают. Некоторые просто не захотят, другие в силу физиологических причин вообще не смогут. «Одних уж нет, а те далече».
«Ну все, началось-поехало», – нахмурился Эйдинов, помешивая ложечкой кофе, куда бросил щепотку соли и четыре куска сахара. Он уже пожалел, что пригласил к себе домой этого развязного типа. Но за приглашением виделось продолжение разговора, начатого в офисе. Полковник понаблюдает за новым агентом, сделает кое-какие прикидки, задаст внезапно возникший вопрос сразу, а не отложит его в памяти на потом. С другой стороны, рано еще Марковцеву предоставлять отдельную комнату хотя бы на явочной квартире – всю «малину» завалит.
Опять же из всех сотрудников у него единственного имелась трехкомнатная квартира, «свободная от детей». Скворцова была не замужем, но полковник не решился сделать ей это фривольное предложение. Хотя...
Они сидели за кухонным столом. Легкий ужин больше походил на завтрак – кофе, бутерброды, словно впереди предстояла бессонная ночь. Марковцев вел себя раскованно. Владимир Николаевич выглядел немного растерянным и часто хмурился. То ли от той самой мысли, что не стоило приводить к себе Марка, к которому ему предстоит еще привыкнуть, то ли от несправедливой и неуместной неловкости за Людмилу.
Вместе они уже второй год, их отношения не оформлены, – эта совковая казенная фраза вылезла наружу именно сегодня, когда Владимир Николаевич представил Сергею Людмилу просто по имени. Жутко не хватало двух слов: «Моя жена». Надо было прямо с порога сказать ей всю правду о Марковцеве, чтобы не смотрела на него чуть ли не с обожанием. Она никогда не была такой... навязчивой, что ли, нашел Владимир Николаевич определение, засыпала гостя вопросами, даже спросила, где тот служит.
– Скорее, я работаю, – ушел от ответа Марковцев. – Мое жизненное кредо: «Лучше быть владыкой Ада, чем слугою Неба». Так что служба – это не по мне.
Разнообразил меню, подумал Эйдинов, отгоняя неприятную для себя мысль, что ревнует Людмилу. Противников или бывших противников в гостях у него еще не было. В голову пришло более точное определение: соперник. За ним сходное по смыслу – конкурент. Агент-конкурент.
– Ты чему улыбаешься? – услышал он голос Люды.
– Ты со мной разговариваешь? – поддел он ее.
Казалось, Людмила прочла мысли хозяина и едва заметно покачала головой. Не в ее привычках было обманывать себя: Сергей, этот сильный и загадочный человек, нравился ей все больше. В нем было то, чего она никак не могла отыскать в Володе. Вернее, он утратил способность удивлять ее. Наверное, это сопряжено с его работой, вечной усталостью. Впору было назвать их отношения сухим словом «привычка». Он привык сосредоточенно завтракать по утрам, составляя, наверное, рабочий график надень, устало ковырять вилкой во время ужина, анализируя день прошедший, и только малую толику времени уделял ей. Потому что ночью ему нужно было набраться сил, чтобы утром сосредоточиться на работе, потом отработать, потом осмыслить работу. Упрекнуть его было не в чем, такой уж он был человек. Человек-работа.
А Сергей, похоже, способен на неординарный поступок. Володя прям как стрела, а этот гибок, но гибкость его обманчива, она имеет свойства пружины или тетивы. В его взгляде целая гамма из лукавства, наглости, неприкрытой оценки и самоуверенности.
«Сергей поживет у нас с недельку», – сказал Владимир Николаевич, представив ей гостя. Да хоть две, три, месяц! Чтобы оправдать накрашенные губы и ресницы, умело скроенные юбки, открывающие часть бедра, замысловатые прически и многое другое, что нужно было не ей. Ей хватило бы всего пары-тройки слов: «О, сегодня у тебя новая прическа». Или: «По-моему, вчера у тебя был другой цвет помады». И все. Это же так просто! Удивить – и самому удивиться.
Хотя бы неделю чувствовать давно забытую неловкость, встречая по утрам взгляд мужчины. Пусть даже не оценивающий, лишь бы отличный от привычного, ничего не замечающего. Отвечать на спасибо пожалуйста, на улыбку улыбкой, а не ее копией – ведь любая копия становится еще искаженнее. Дальше – больше: откровенное смущение, «нечаянное» прикосновение руки, «нечаянное» вторжение в ванную комнату, где слышится плеск воды: «Ах, извините!» И ждать, затягивая процедуру купания, когда его рука отворит дверь...
Весь этот ком чувств и эмоций краской выступил на лице женщины. Почти мгновенно она мысленно изменила Володе, но думала иначе: не ему изменила, а его отношению к ней.
За короткий промежуток времени она досконально изучила лицо Марковцева, который был на год-два старше Эйдинова. Лоб у него открытый, взгляд менялся по желанию, отчего мелкие морщинки под его глазами то наползали друг на друга, то сглаживались; крылья носа чувственные, изгиб губ... наверное, больше коварный. Открывавшиеся в улыбке ровные и крупные зубы сказали Людмиле, что Сергей не привык мелочиться. Последнее сравнение было скорее спорным, нежели утверждающим. Но мелкие зубы сделали бы его улыбку отталкивающей. Неосознанно она подгоняла каждую черту его лица к собственным предпочтениям. И перешла на его руки. Длинные и сильные пальцы, ладонь узкая, на запястье правой руки след от недавнего ожога. Рукава рубашки должны скрывать скрученные в жгуты мышцы.
* * *
– Кто он? – ночью, лежа в постели, спросила Людмила. Над головой Эйдинова излучал бледно-розовый свет ночник, полевую руку тумбочка, на которой неизменно находились пачка сигарет и пепельница.
– Бывший военный, – уклончиво ответил Владимир Николаевич.
– Это я поняла. Хотя вы совершенно разные люди, – высказала она не дающую ей покоя мысль.
– Люда, – попросил Эйдинов, – не докучай человеку вопросами. Он только что вернулся из длительной командировки.
Она промолчала.
16
18 ноября, суббота
Сергей проснулся еще до ухода Эйдинова и присоединился к нему на кухне, принимая от него чашку кофе. Они были одни.
– Нервничаешь? – спросил Марковцев, глядя на осунувшегося полковника.
– Ты не забыл назвать меня Вовкой? – Фраза из фильма «Ларец Марии Медичи», сказанная артистом Рыжаковым, подошла как нельзя кстати.
Марк склонился над кухонной раковиной и сполоснул лицо. Взяв с подоконника Людмилино зеркальце, пошевелил бровями, наморщил лоб, приоткрыл губы.
– Мне бы внешность изменить. Удлинить нос, подпилить зубы. Найдете специалиста?
– У меня пять групп профессионалов, – невесело пошутил хозяин, взглянув на часы. – Отдыхай, Сергей. О делах поговорим вечером. И еще. Личная просьба. Твоя одежда... – Хозяин наморщился. – Вроде как награбленная. Или с покойника. Неприятное чувство. Переоденься в мое, найдешь в шкафу. Без церемоний.
