Взгляд Сергея естественно ощупал все предметы в офисе. Над ним горела трехрожковая люстра, справа от двери стоял допотопный конторский шкаф со стеклянными дверцами и сдвинутыми наполовину занавесками изнутри; офисное оборудование резко контрастировало с обстановкой, напоминающей коммунальную. Ничего подозрительного. А там, куда указывали глаза Алексея, голая стена с зеркалом посередине. Зеркало. Только сейчас Марковцев обратил внимание на то, что зеркало висит слишком низко. Чтобы посмотреться в него, нужно присесть. И вообще, на такой высоте оно годилось лишь для того, чтобы посмотреть, застегнута ли ширинка.
И только сейчас Марк почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Инстинкт сработал, но на сей раз поздновато.
– Вряд ли тебя устроит сумма – всего тридцать тысяч, – убедительно разочарованно сообщил журналист, дав посетителю оглядеться.
– Только не говори, что ты действительно набираешь легионеров.
– В том-то и дело, – Щедрин нервно побарабанил по столу, поерзал на стуле. – Я представляю консультационную фирму, головной офис находится в Германии...
Сейчас в конторе сложилась, по мнению журналиста, нестандартная ситуация, и Гришину пора бы вмешаться. Ключом стали слова Алексея не о легальности конторы, разумеется, а о намерениях ее учредителей. В противном случае Щедрин отфутболил бы Марка согласным кивком: “Дурилка – ты прав. Готовлю материал для репортажа”. Собственно, Алексей, работая теперь на два фронта и не зная, чью сторону принять, уже передал Гришину зашифрованное сообщение: мол, меня узнали, но человек стоящий. Ведь они с полковником прорабатывали подобные ситуации. Если кто-то из посетителей узнает в Щедрине журналиста, тот признается и делает виноватое лицо.
А Марк своим “несанкционированным вторжением” в контору вызвал на лице Алексея изумление и растерянность.
Щедрин надеялся и боялся одновременно, что в конце конторы откроется дверь, выпуская человека с военной, как и у Марковцева, выправкой, чем-то похожего на немца. Высокого блондина с правильными чертами лица. Левшу, носящего часы на правой руке. Нервного, с вечно подергивающимся веком.
Нет, он останется на месте, задавая очередной вопрос, подумал Алексей. Гришин – настоящий профи и постарается не шелохнуться в секретной комнате, дабы не выдать себя нечаянным шумом. Поскольку “маячок” от журналиста он принял и, как Марковцев, анализирует сложившуюся ситуацию.
Щедрин продолжал анкетирование:
– Почему вы ушли со службы?
– Времена поменялись. Я и раньше побеждал – но вот меня стали ненавидеть за мои победы. А когда мне случилось проиграть, надо мной посмеялись. Я просто снял погоны. Но форма осталась на мне по сей день. Правда, не так давно я отвечал на этот вопрос по-другому: я ушел не со службы, а с поля брани.
– Ваш военный профиль? – деловито опрашивал Щедрин. И Марк не мог не заметить, что Алексей успокоился. Почти успокоился.
– Диверсионно-разведывательные мероприятия.
– Звание, должность?
– Подполковник. Командир батальона. – Пока все шло нормально. Журналист не подал ни одного знака. А вот здесь, похоже, переборщил:
– Ну что ж, Сергей Максимович, считаю, вам повезло.
– Правда?.. Тогда почему мне невесело? – Сергей усмехнулся своим мыслям: “Если мне повезло при скрытом наблюдении на второй день побега, то, чтобы почувствовать себя неудачником, нужно позировать перед “волчком” в тюремной камере”.
А пока он отвечал по существу вопроса о профиле своей работы: захват, уничтожение самолетов, аэродромов и баз противника. Когда он проходил действительную военную службу, за диверсионные рейды с ним расплачивались усиленным пайком, досрочно присвоили звание подполковника. Левые же диверсионно-разведывательные операции оплачиваются очень высоко даже правительством.
Прежде чем ответить на деликатный вопрос о своей преступной деятельности, который, к удивлению Марковцева, журналист задал, и, следовательно, на него нужно было отвечать, он некоторое время не сводил глаз с Щедрина, гаранта честной игры. Пока неизвестно какой игры, но со стороны Щедрина – именно честной. Когда прозвучали “деяния Марка”, “убойные” статьи, по которым его осудили, его неплохая коллекция трупов, в конторе надолго повисла тишина. Которую нарушил все тот же Марковцев, только что не хлопнувший консультанта по плечу:
– Так что, Алексей Сергеевич, это тебе повезло сегодня. А теперь скажи, почему тебе так невесело?
Журналист опять зашелестел страницами, потом повернулся к монитору:
– На чье имя оформим страховку?
– Можно на твое, – пожал плечами клиент.
– Что, у вас нет близких? – Журналист называл Сергея то на “вы”, то на “ты”.
– Как нет и квартиры. Снимаю комнату в Черемушках. Про жену могу сказать, что она была.
– Развелись? – на автопилоте спросил Щедрин.
– Ага. Интересуешься почему?
Журналист ответил тем же неопределенным жестом:
мол, мне все равно.
– Пока моя жена любила домашних животных, мы были вместе, – в своей обычной манере пояснил Сергей. – Когда ей стали нравиться дикие – мы расстались. Не знаю, может, ее пристрастия снова поменялись и ей опять нужен домашний зверь, но я-то стал диким и вряд ли поменяюсь до конца жизни.
Марк улыбнулся:
– Ладно, не обращай внимания, это я жлобствую так. Злые мысли вслух.
18
Сегодня полковник Гришин остался в конторе дольше обычного. Уже в третий раз он просматривает запись беседы с Марковцевым и часто курит, подвергая анализу каждый жест, каждое слово именитого клиента. И сколько ни задавал себе наводящих вопросов, находил ответы в подтексте высказываний Марка.
Работая в УРПО и УБТ, Гришин в качестве пособия и поучительной истории перечитывал дело по “Группе “Щит” и знал о подполковнике Марковцеве достаточно, чтобы ответить себе на один вопрос, на который Сергей ответа не дал: его всегда привлекали масштабные мероприятия. По сути он, конечно, не одиночка – влияние профессии военного. Но вот лидер ли он по природе? – спрашивал себя полковник. Если отталкиваться не от природы в целом, а от последнего звания Марковцева – да.
Вот сейчас Гришин мог припомнить, в частности, побег Марковцева из колонии строгого режима, где ему было сделано предложение поработать на секретный отдел ФСБ. Предложение, прозвучавшее от агента по спецпоручениям, несло в себе ограниченную свободу клиента: он оказывается на воле и не числится в розыске. Марк все сделал по-своему, но не нарушил условий сделки. Он оказался на свободе таким образом, что к этому не приложил руку профильный отдел ФСБ и его не объявили в розыск. Долгожданная свобода; спрашивается, чего еще надо? Но Марк на следующий же день после побега явился в отдел управления военной контрразведки ФСБ. Зачем залез в кабалу? Выходит, лидер он только отчасти? Ему показалось интересней работать в коллективе, как он привык?
