54
“Ту-154М” сел на вторую посадочную полосу. Маленький, словно игрушечный, он развернулся и со звуком пикирующего бомбардировщика взял направление на аэровокзал.
“Как их встречают!..” Только сейчас Марк почувствовал знакомую предстартовую дрожь в коленях, которая отозвалась слабостью в руках, прогнала ледяную волну по спине, заставила вспомнить слова Михаила Муромова: “Знаешь, Марк, я сижу и не понимаю, зачем я здесь, для чего? Голова какая-то дурная, как после недельного запоя. Ну придет наш час, ну начнем мы стрельбу. Ничего нового, я сто раз стрелял – ив меня столько же. Вот она, пуля, просвистела над головой. Страшно, когда сам не стреляешь. А ответил – на другой стороне тоже кого-то перекорежило. Вроде как уравнял шансы”.
– Уравняем шансы? – Наверное, Марк этим нервным вопросом постарался удержать бойца в привычных для него рамках рассуждений, что ничего необычного для него нет, все привычно, как в открытом бою.
– Уравняем.
Оба спецназовца освободились от разгрузочных жилетов. Сейчас верхней одеждой для них служили, сливаясь с униформой, черные компактные бронежилеты. В руках убойные “бериллы” с пулями из очищенного урана. Темп стрельбы у этих автоматов достаточно высок, чтобы за несколько мгновений интенсивного огня изрешетить четверку подонков.
Их поведут по одному, но никак не кучей, размышлял Марк. На каждого подрывника один или два спецназовца. Короткая очередь в одного, ствол в сторону – и очередь в другого. Хороший стрелок справляется с такой работой за секунду.
Подойти к самолету вплотную не удастся, а там на какое-то время четверка бандитов могла оказаться именно в куче. Однако, если бы у Марковцева был выбор, он предпочел бы первый вариант, подразумевающий стрельбу по целям, которые они с Певцом распределили между собой, а не по толпе – свалится один, ненароком толкнет или закроет другого. А этих мгновений как раз хватало на то, чтобы грузинские спецы открыли огонь по диверсантам.
Самолет, плавно раскачиваясь на волнистых неровностях бетона, продолжал сближаться с аэровокзалом. Пришли в движение разрозненные наряды полиции, кто-то вытягивал шеи, словно мог заглянуть в кабину пилотов.
Чтобы не напрячь их резко распахнутыми дверцами “Мерседеса”, Марку с товарищем предстояло загодя выйти из директорской машины. Загодя – сильно сказано, Сергей определил “зону отчуждения”, она равнялась десяти-пятнадцати метрам. Как только последний подрывник войдет в ее невидимое пространство – все, пора выходить. Медленно откроются дверцы, из машины спокойно, не делая резких движений, появятся два вооруженных человека. Конечно, они привлекут внимание – и только, сразу по ним огонь не откроют.
Марк удачно сравнил спецов с кошками, которые молниеносно реагируют только на резко движущиеся объекты.
Профессиональный любитель животных Резо Хабурдзани – заведующий ветеринарным пунктом, повернул ключ и вошел в туалет. Наверное, он был единственным из персонала аэропорта, кто, выходя из туалета, не закрывал дверь на замок. За головку ключа, по его мнению, могли хвататься грязными после отправления нужды руками. Зато после обследования кошек и собак местный анималист мог схватиться за бутерброд.
Посвистывая, он стоял над писсуаром и читал любопытную фразу, сделанную фломастером на кафеле: “Не льсти себе, подойди поближе”. Ее стирали, но она появлялась вновь. Скорее всего, размышлял Резо, восстанавливает кулуарный шедевр уборщица. Ведь есть такие, которые действительно льстили себе, вставая за метр от писсуара.
Сегодняшняя шумиха в аэропорту не коснулась ветеринара. Он вообще старался абстрагироваться от любых проблем, которые не касались его работы.
Хабурдзани перешел к раковине и, поглядывая в зеркало, стал намыливать руки. Приоткрыл губы и остался доволен идеальными зубами. Открыл рот, чтобы посмотреть язык: отчего-то на нем в последнее время появился белый налет. Вот когда у кошки налет на языке, это означает...
Резо подался вперед. В зеркальном отражении он увидел красный ручеек, вытекающий из-под двери кабинки. Ветеринар резко обернулся: кровь! Наметанный взгляд напрочь исключал ошибку.
Запор – обычный оконный шпингалет – не выдержал напора, и дверь кабинки распахнулась. Перед ошеломленным ветеринаром предстала жуткая картина: словно обнимая унитаз, на полу лежал труп мужчины. Пропитанная кровью голова покоилась между унитазом и стенкой кабинки. Резо нагнулся и узнал в покойнике директора “Север-Платинума” Эдуарда Андриасова.
55
– Вот они! – Марк буквально выцарапал глазами фигуру сначала одного арестованного, потом второго. Оба находились за спиной офицера МГБ, шагнувшего на площадку трапа. Внизу их поджидала разношерстная представительная делегация; кто-то вооружен до зубов, кто-то скрывал оружие в заплечных кобурах и карманах деловых костюмов. Комитетчики хоть и были в гражданском, но выделялись одеждой – короткими коричневыми дубленками. И все как один были без головных уборов.
– Сука! – выругался Марковцев. – Смотри, они без наручников.
Вслед за офицером чинно спускались подрывники. Сергей, видя, как их встречают, не удивился бы их появлению в зале официальных делегаций. Но все же у трапа бандитов “разобрали” люди в гражданском. Невооруженным взглядом можно было приметить, как один из подрывников – скорее, арестованный в Питере сотрудник грузинских спецслужб, обменивается рукопожатием с коллегой, перебрасывается словами, кивает, улыбается. Два других – выпускник диверсионной школы Хаттаба и российский специалист-пиротехник – своих эмоций не показывают. Оглядываются, чаще всего посматривая в сторону застекленных дверей. В отличие от грузинских товарищей на них надеты “браслеты”.
Затворы автоматов давно передернуты, предохранители сняты, переводчики огня установлены на автоматический режим. Одна рука на автомате, другая на ручке дверцы. Только глаза обоих диверсантов смотрят в одно место. До “зоны отчуждения” метров тридцать. Сорок шагов окончательно расставят каждого на свое место, и станет понятно, как распределятся экстрадированные преступники между двумя русскими спецназовцами. Но вряд ли что-то изменится коренным образом.
Директор аэропорта не находил себе места. Андриасова ждут с профессиональным нетерпением, а он не торопится. Десять минут назад охранники сообщили, что он проехал на своем “мерсе” на территорию аэропорта. Пришлось еще раз наводить справки – ответ более чем убедительный: не только приехал, но еще и вошел в административное крыло в сопровождении бейка спецназа. Ну спецназовец-то мог заблудиться в коридорах, подняться не по той лестнице.
“Черт бы побрал все эти спецрейсы!” – ругался чиновник. Именно они чаще всего дестабилизировали работу аэропорта. Он бы с радостью поменялся местами с Эдуардом и недельку глазел из окна на пустыню аэродрома “Северный”.
Не радовали “маски-шоу”, устроенные на бетонке, не мог радовать цирк, устроенный в небе. А сообщение о диверсии на “Северном” поначалу вообще вызвало улыбку: как это – диверсия? И лишь телефонный звонок самого Андриасова заставил поверить и перевести столичный аэропорт в режим чрезвычайного положения. Сюда стягиваются войсковые соединения, на парковочной стоянке можно увидеть чадящие на всю округу БТРы...
