Елена заняла место водителя и коротко ответила на первый вопрос легионеров:
– Оба.
Оба – означало и командира отряда Марковцева, и бойца Муромова.
– Не по-людски, – хмуро заметил Резаный. Хотя понимал, почему тела погибших не выдают, да и не могли выдать российской стороне. Но все равно сидела в сердце заноза, что где-то на безымянном кладбище бросят в холодную могилу два безымянных трупа. Впору снова ехать в Грузию и выкапывать, прости господи.
– Ну что, разбегаемся? – спросила Гущина.
Резанову не привыкать разбегаться, это не первая его группа и, наверное, не последняя. Усаму бен Ладена еще не поймали, а по некоторым сведениям, “влиятельные племенные пуштунские вожди на юге Афганистана укрывают бывшего главу режима талибов муллу Мохаммада Омара и делают все, чтобы не допустить его ареста и предания суду”. И беспокойное сердце Алексея не могло позволить, чтобы Омар гулял на свободе. Он отдохнет пару дней и начнет всматриваться в объявления: не промелькнет ли где информация о наборе легионеров в частную армию?
58
Провалив дело, Латынин ежечасно ждал не наказания, а буквально расправы. Но что-то долго его не вызывают на ковер. А причина отсрочки – новогодние праздники. С одной стороны, хорошо попасть под хмельную руку – может выйти поблажка, с другой – нарвешься на пьяный беспредел. Вот так, во хмелю, отдавали “новогодние” приказы генералы в далеком 95-м году: “Кто первым ворвется в Грозный – тому Героя на грудь!”
Чапаевцы.
Одна отрада – Марка взяли. Отрада внутренняя, локальная. Действия военной разведки не позволяли открыть рот. А откроешь, будешь уже не изменником интересов службы безопасности, а предателем Родины.
“Предатель!” – стояли в ушах слова Николая Гришина и отдавались в заживающей руке. “Все вы предатели!”
Латынин нашел, на ком выместить злобу. Он дал Борису Кесареву достойно встретить Новый год, но испортил постпраздничные дни. Он отчетливо представлял себе бизнесмена, в глазах которого прыгали постельные сцены с его женой и ангелом-хранителем Марком. “Отличная работа! Отличная работа!” – хвалебные слова из уст Кесарева вылетали, наверное, со скоростью форсированных автоматных очередей – обязательно дважды или трижды.
Кесареву за глаза хватит материала, который он обязательно проанализирует с точностью математика и не без помощи какой-нибудь прикладной науки. Наука – вещь тонкая, но бесхитростная, и при анализе ему без астролябии и засаленных карт таро никак не обойтись: любит, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет.
Латынин радовался еще и оттого, что нагрузил беглого предпринимателя едва ли не при подлете к столице бывшего СССР, за неделю или две до финальной церемонии экстрадиции. И долго еще он, вспоминая приключения своей благоверной, будет маяться животом. Унавозит Лубянскую площадь, “пролетая над гнездом госбезопасности”, насрет на кремлевскую брусчатку. На всех дерьма хватит. А ведь кто-то думал: кишка тонка.
Глава 20
Секретная дисциплина
“Как заявил 14 января командующий ОГВ(С) в Чечне генерал-лейтенант Владимир Молтенской, в ходе спецопераций в республике за последние два с половиной месяца ликвидированы 30 полевых командиров бандформирований, а всего уничтожено более тысячи боевиков. В начале января российским военным удалось блокировать банду боевиков, в составе которой находился ближайший помощник Басаева. У него нашли послание Басаеву от Масхадова, карту с указанием основных баз ряда банд, а также другие важные документы. С их помощью оперативники надеются выйти на след Басаева или Хаттаба”.
“Владимир Путин провел 15 января рабочую встречу с директором ФСБ Николаем Патрушевым. В ходе беседы Патрушев, в частности, доложил главе государства о результатах своей встречи с министром госбезопасности Грузии. Контакты состоялись в рамках реализации договоренностей президентов России и Грузии о взаимодействии российской и грузинской спецслужб”.
59
Рустави, Грузия. 15 января, вторник
Смахнув со лба пот, Сергей Марковцев прислушался к слабому фону за дверью камеры. Он затихал только к вечеру и чем-то походил на гул в общем отделении бани. Вечные ахи, вздохи с мучительным астматическим присвистом. Шаги десятков людей тоже докатываются сюда, в подвальное помещение, в виде единых, соединенных вместе звуков, а стук открываемых металлических дверей, доносящийся сверху, походит на перезвон наручников, словно прямо за дверью выстроилась очередь заключенных; одетые в полосатые полусгнившие робы, они проходят мимо камеры, останавливаются на секунду-другую, выставляя руки, на которых замыкаются стальные кандалы, и идут дальше.
Конвейер...
Сергей посмотрел на свою руку: ладонь и пальцы в крови, лишь тыльная часть, которой он отирал пот со лба, просто влажная. А вторая рука будто одета в красную до локтя резиновую перчатку.
С потолка капает и капает, точит бетон, изъедает перекрытия ржавая вонючая вода. Пол в камере под уклон, по отполированному склизкому желобку смердящая жидкость проваливается в никуда – ибо, казалось Марковцеву, глубже и паршивее места на земле не найти, – проваливается в самый ад, вход в который открывался сразу же за метровой толщей стены.
Неизвестно, что там, за тонюсенькой щелкой между полом и стеной, но лучше попасть туда, чем терпеть этот зловонный склеп.
Труба, по которой днем и ночью течет, не переставая, тонким ручейком вода в унитаз, проржавела настолько, что от нее осталась лишь коррозия, ржа, с безобразными дырками; тронь ее, и она обвалится. И только проволока, опоясывающая полусгнившую резиновую муфту и терявшаяся в ее лохмотьях, оказалась единственным прочным предметом в камере. Ее, как стойкого оловянного солдатика, не тронула туберкулезная сырость подвала, и сделана она была из нержавеющего материала, скорее всего – нихрома. Тонкий – около миллиметра, обладающий крепостью стали и пластичностью меди, – прочный кусок проволоки, которым можно опоясаться и поддержать брюки, висящие на исхудавшем арестанте мешком.
Марк слышал о подвальных камерах, например, Лефортово, а убедился в их существовании, когда перешагнул порог одной из них. И первое, что услышал от единственного ее обитателя: “Когда ты уснешь, я тебя убью”.
Выходит, не врали заключенные. Как есть в некоторых тюрьмах особые коридоры – вроде знаменитого шестого, где расположены камеры с осужденными на пожизненное заключение, так есть и “сотые” корпуса, в которых содержатся убийцы, есть и карцеры и спецпомещения, как это.
И выход отсюда один: разложившейся массой протечь по желобу и кануть под стену. Но не сразу, а постепенно, во всей полноте чувствуя медленное гниение.
Так пропадают в тюрьмах арестованные. И не нужно ничего изобретать, прятать где-то пресловутый расстрельный пистолет.
“Когда ты уснешь, я тебя убью”.
Сокамерник находился на полпути к сумасшествию. Неопределенного возраста, он часами неподвижно сидел на жесткой койке, глядя перед собой в никуда. И только на некоторое время возвращался из сомнамбулического состояния. Такие периоды можно было сосчитать по пальцам – два раза в сутки, когда открывалась “кормушка”. Ел он всегда жадно, словно набирался сил действительно для того, чтобы ночью придушить своего единственного соседа. Тошнотворно отрыгивая вареной рыбой, заводил старую песню:
