И если один из “зверей” был опасен, по причине своего буйного характера, то другой пугал списком диверсионных дисциплин, которым был обучен. Это и захват в плен военнослужащих противника, документов, образцов вооружения; организация партизанских формирований на территории противника из местного населения; борьба с терроризмом, направленная на предотвращение терактов, освобождение заложников, поиск и уничтожение бандформирований и криминальных организаций; проведение поисково-спасательных мероприятий с целью возвращения российских военнослужащих, оказавшихся на территории противника и в плену...
Тихо...
Неразлучная троица явится, как всегда, вечером, и до этого времени оставалось пять-шесть часов.
Сергей, возобновив работу, заканчивал список комплексом способов побега из плена – одна из главных дисциплин диверсанта. Двадцать минут, и он уже держал в руках прочный инструмент. Вымыв его и руки, спецназовец подошел к окну, сунул между двумя прутьями титановый штырь и начал методично расшатывать их. Кирпичная кладка отсырела, потеряла былую крепость за десятилетия, и, чего нельзя было сделать голыми руками, начало получаться при помощи инструмента.
Час – и прутья стали свободно ходить в увеличившихся отверстиях. Еще полчаса – и Сергей сумел просунуть штырь в отверстие и, пользуясь им как рычагом, потянул на себя. Он едва не потерял равновесие, когда кирпич подался вместе с ним, прихватывая и средний прут решетки.
Второй кирпич, третий...
Второй пруток... четвертый и – пятый, последний.
Дело осталось за “ресничками”, металлическими пластинами в виде жалюзи, пока они на месте – не позволят обходчикам рассмотреть, что происходит внутри. Пластины также крепились к стене каркасом из металлического уголка, но кирпичи сейчас вынимались легко, однако не без помощи рычага: сейчас Марковцев обладал шестью хорошими прутками, и работа кипела в его руках. Два часа – и метровая стена по ширине пары кирпичей пройдена, “реснички” держатся на честном слове, убрать еще пару кирпичей – дело минуты. Но то должно произойти вечером, когда принесут ужин.
Сигарету в зубы – лучшей пищи в данной ситуации не найти. Горький дым обострял мысли, настраивал на предстоящие действия и... кружил голову.
“Когда ты уснешь, я тебя убью”.
Посмотреть в тот момент со стороны – сдали нервы у Марковцева, однако он рассчитал и время, и движения: взяв душегуба за горло, диверсант не отпускал его до тех пор, пока позвоночные мышцы жертвы не обмякли. В этот промежуток времени, занявший на удивление много – больше минуты, Сергей свободной рукой отбивался от беспорядочных подергиваний узника – тот сучил ногами, впивался длинными и грязными ногтями в руки убийцы...
Кто-то из них должен был попытаться выбраться на свободу, и Марковцев, первым проголосовав, поднял руку и сомкнул свои сильные пальцы на шее соседа.
И снова отдается в голове тихий фон за дверью камеры, мучительные ахи, вздохи, произведенные на свет сотнями голосов узников, за дверью выстроилась призрачная очередь в полосатых робах, из рукавов которых торчат руки, негромкий шелестящий щелчок, и на запястьях замыкаются стальные кандалы...
60
Сменив на посту напарника, Петрович – один из немногих русских, работающих в этом СИЗО, – после двухчасовой полудремы в комнате для отдыха долго не мог принять свою обычную сутулость: два года работает он контролером в этой тюрьме и никак не может привыкнуть к жестким топчанам. Ему пошел пятьдесят второй год, сутулиться начал едва ли не со школьной скамьи. Диски в позвоночнике щелкали, когда он ложился на кушетку и когда вставал с нее. Исправлять что-либо в своей фигуре в его годы поздновато; но вот ведь подлость, думал Петрович: выходило, он не на работу устроился, а, как заключенный, поместил себя на исправление.
Нацепив на нос очки, он устроился за столом, застланным клетчатой, порезанной в нескольких местах клеенкой, поправил провод телефона и положил перед собой журнал со сканвордами – их он щелкал как орехи.
Эту тюрьму многие справедливо называли исполнительной. Еще давно кто-то подметил, что этап “вышаков” в этот следственный изолятор есть, а обратно – нету. Стало быть, остаются они здесь. Остался и патронаж над СИЗО Министерства госбезопасности Грузии. Его подопечных обычно размещали в старом здании, прозванном заключенными “Кресты-2”.
Петрович оторвался от любимого занятия, глянув на коллег по работе: два контролера сопровождали осужденного – небольшого роста чернявого мужичка, одетого поверх телогрейки в грязный халат, – он разносил пищу для заключенных, томящихся в подвальных помещениях.
Томящихся – именно так думал Петрович о десятке бедолаг. За что попала половина из них в этот отстойник – никому не известно, разве что начальнику тюрьмы и его заместителю. А может, даже их не спрашивают: привезли и приказали спрятать. Но долго они здесь не сидят, максимум – год; при Петровиче один умер, двоих отправили этапом в неизвестном направлении.
Он поднялся и шагнул к зарешеченной двери, через которую просматривался длинный мрачный сводчатый коридор с тусклыми светильниками. Метров тридцать – не меньше – по проходу, и глазам представала первая камера, остальные за поворотом, в другом коридоре; всего семь камер, более-менее пригодных для содержания, другие закрыли лет десять-пятнадцать назад. Сидеть в них – врагу не пожелаешь. Впрочем, в верхних этажах “Крестов” сидеть лучше, нежели в новом здании. Его построили словно с расчетом на постоянную влагу. Ну все там новое – кирпич, бетон, окна, решетки, – ан нет: буквально потеют стены, не вбирают, как положено, в себя влагу: Арестованные харкают кровью, кашляют, зарабатывают себе туберкулез.
Петрович отомкнул дверь своим ключом, хотя по комплекту их имелось у каждого контролера.
Недавно по велению свыше в каждом коридоре установили хитроумные приспособления. С виду – обычная металлическая урна, но только с виду. На самом же деле – это не что иное, как ловушка на случай бунта среди арестованных. Если бунтари каким-то образом выскочат из камер, контролер обязан бросить ключи в эту самую ловушку, намертво присобаченную к стене и полу. Она, значит, автоматически захлопывается и до ключей хрен доберешься.
Ловко, конечно, посмеивался Петрович, – но вот каково контролеру... Растерзают; или его же башкой начнут открывать хитроумное приспособление. А вот в тбилисских тюрьмах, поговаривают, такие ловушки внутри снабжены мини-лифтом, то есть ключи уезжают в самое что ни на есть недоступное место. Чудаки, ей-богу! И тут американизация, что ли, не поймешь, качал головой страж, подгонка нашей реальности под их действительность?
Он проводил шагнувших в подвал и занял прежнее положение. Но снова поднял голову на шум: “бык” выронил связку кружек, нанизанных, как баранки, на цепочку с карабином, за что тут же был облаян конвоирами:
– У тебя под что руки заточены?.. Собирай, чего пялишься!
Петрович усмехнулся и нацелился ручкой на свободную клетку сканворда. Так... Монгольский земледелец. Постоянно втыкают его, но название из головы вылетело. Вспоминая, Петрович покусывал колпачок шариковой авторучки. Вспоминал долго, отвлек его от этого занятия знакомый звук раскатившихся кружек, только слабый – из-за поворота вообще мало что слышно, потом до охранника долетели приглушенные шлепки. “Мялок дают, – равнодушно подумал Петрович, – нарвался-таки разносчик пиццы”.
