– Вы думаете? – Дмитрий уставился на меня с шутливым удивлением. – Вообще-то она замужем и у нее двое ребятишек.
– Разве это помеха влюбленности?
– Если вас волнует, не взаимно ли ее чувство, – сказал он очень серьезно, – то должен сообщить вам: нет, не взаимно.
– Простите. – Я схватилась за щеки. – Я, кажется, покраснела.
– Ничего, мне даже приятно ваше заинтересованное ко мне отношение.
И тут мы разом захохотали. И подумала: конечно, это Он! Я его нашла! Как с ним легко и свободно. А Катерину – к черту!
– Не знаю, как вы отнесетесь к моему рассказу, кое в чем я обманывала вас… – сказала я.
– Мне кажется, я догадывался об этом. Но говорите же, не робейте.
И я рассказала ему, как попала в дом Бакулаевых, как мы с Зинаидой выпустили голубя полетать, получили первое письмо, написали ответ и так далее.
Он слушал очень внимательно, но скоро за дверью послышались шаги, и пришлось прервать рассказ. Мы отправились в кухню завтракать, но кусок мне в горло не лез под взглядами Катерины, я даже подумала, что такая и сглазить может. А потом Дмитрий попросил ее приготовить для меня комнату, а мы отправились продолжать наш разговор.
– Честно говоря, мне очень не хочется говорить о бакулаевском доме. Я словно сердцем оттаяла, а надо снова возвращаться в тот кошмар. Ведь я самого страшного еще не рассказала.
– Не обязательно все сразу, – сказал он. – Меня во всей этой истории беспокоит ваша потеря памяти, это очень необычно и тревожно.
– Тут все необычно и тревожно. И лучше я расскажу вам все до конца.
Я знаю, как психика человека сохраняет его от непереносимых воспоминаний, она стирает их из памяти. Прошло еще слишком мало времени, чтобы это случилось со мной, но уже и теперь события минувшей ночи как будто отдалились. Если б не возвращаться к ним, я бы вскоре поверила, что все это мне приснилось. Но, рассказывая о последней ночи в доме Зинаиды и об Анельке, картина страшной комнаты в полумраке, наполненной предсмертными хрипами, так живо нарисовалась в моем воображении, что я заплакала.
Он взял мои руки в свои, и словно ток прошел по всему телу, каждая жилочка во мне затрепетала. Я сжала пальцы, как будто схватилась за поплавок.
– Вообще-то я не плакса, просто в последнее время много пришлось пережить, и у меня, конечно, нервы не в порядке. Но это пройдет, не обращайте внимания.
– Если от этого легче, плачьте без стеснений. – Он был чрезвычайно серьезен.
– Признаться, я очень напугана. Боюсь, что меня заберут в полицию и посадят в тюрьму. Я – человек ниоткуда. Старуха будет утверждать, что я преступница, отравительница. Не знаю, как поведет себя Зинаида. Для нее я – предательница. Вы-то верите, что я не убийца, не закоренелая мошенница и обманщица?
Ответить он не успел, потому что я не в первый раз услышала скрип половицы, быстро встала и распахнула дверь. От неожиданности Катерина дернулась, впрочем, мгновенно взяла себя в руки и спросила:
– А что на обед готовить?
– Да все что угодно, – ответил Дмитрий. – Это вы лучше меня знаете.
– Да она же подслушивала. Она все слышала, – зашептала я, когда Катерина удалилась. – Конечно, у меня мания преследования… Но все это очень неприятно.
– Не волнуйтесь, я поговорю с ней, – сказал Дмитрий. Видно было, что он раздосадован. – Я виноват, что не придал нужного значения вашему состоянию и ситуации.
– Мне очень неприятно, что у нас все начинается с обмана, с какой-то неразберихи… Как вы можете мне верить?
Он взял с письменного стола часы, открыл крышечку, и на ней внутри я увидела свой рисуночек – портрет.
– То, что я писал в письмах, правда. И то, что вы писали, – правда. Не бойтесь, я вас в обиду не дам, обещаю. И я хочу показать вас одному хорошему доктору, я не верю, что ваша память потеряна безвозвратно. А еще мне печально думать о том, что вас кто-то ищет. И этот кто-то – ваш муж или жених. Глядя на вас, невозможно представить, что вы не замужем.
– Если вас это печалит – успокойтесь и не печальтесь. Никто меня не ищет, нет у меня ни мужа, ни жениха.
– Как вы можете быть в этом уверены?
Теперь я взяла его руки в свои и поняла, что не могу от него оторваться. Господи, я люблю этого человека! И придется все ему рассказать. Пусть это невероятно, дико, глупо, но другого пути нет.
– Просто я знаю об этом. И я думаю, что между мной и вами не обман, а недоговоренности. – Я смотрела на него, а он на меня. И я тонула в его глазах. – Обещаю рассказать вам все, никаких тайн у меня от вас не будет. И ничего позорного, ничего бесчестного в моих секретах нет, клянусь вам. Только не торопите меня… Как я устала! И вообще, и в частности…
– Сейчас вы поспите, – сказал он. – Пока здесь, а к вечеру вам будет приготовлена комната. Живем мы просто. На первом этаже устроена только эта комната, кухня и туалетная, а восемь комнат пустуют. Комната Кузьмы на втором этаже. Там же и голубятня. Едим мы все вместе, на кухне. Думаю, для вашего спокойствия нужно попрощаться с Катериной.
– Не надо принимать скоропалительных решений, и ничего из-за меня не надо менять. Я думаю, что отдохну и все покажется не так уж страшно.
Дмитрий сам принес мне горячего чаю с какими-то травками и ромом, как лекарство, и я погрузилась в полную безмятежность, где не было мыслей и страхов. Я дышала воздухом его комнаты и постели, я слышала птичьи голоса за окном. Я заснула мгновенно и так же проснулась. Шел пятый час и, оказывается, моего пробуждения ожидали сапожник и модистка, которых привез Дмитрий.
– Я в женских нарядах ничего не понимаю, – сказал он, – зато мадам очень хорошо понимает, но очень плохо знает по-русски. Она француженка.
– А я не знаю по-французски, – сказала я, – так что не уходите, на всякий случай.
Однако присутствия Дмитрия не понадобилось, с модисткой мы прекрасно друг друга поняли без лишних объяснений. Сапожник снял мерку с ноги, а потом мы с модисткой уединились. Она привезла целый пакет белья и даже платье, которое привело меня в восторг. Оно было тут же подогнано по моей фигуре, и мы взялись рассматривать парижские журналы мод, прелестные и смешные, с лощеными франтами во фраках, сюртуках и пальто, в лоснящихся цилиндрах, в шляпах с полями, с тросточками. Они стояли группами на фоне деревьев и прогуливались с дамами по саду. А неземные кукольные дамы были представлены в домашней, прогулочной и бальной одежде, с веерами, маленькими зонтиками, цветами в волосах, в пышных юбках, отделанных воланами, кружевами, лентами, бахромой, пуговками, складочками, сборочками, рюшечками, в пальто-ротондах, с муфтами. Барби девятнадцатого века, источающие томность и негу, с узкими покатыми плечами, осиной талией и пышными, как махровые цветы, юбками.
«О-о-о!» – восклицала модистка и щелкала пальцами, выражая восторг. «Ф-р-р!» со сморщенным носом – выражение недовольства. Мы размахивали руками, присвистывали, причмокивали и обменивались отдельными словами. Эти моды совсем не казались мне нелепыми и неудобными, как раньше, а общение с модисткой чрезвычайно занимало и радовало.
