Позвонила тетя Лёля, чтобы отчитаться о походе в больницу.
Муза спросила ее: заметила ли она, что в городе на улицах перестали встречаться лилипуты, цыгане, слепые и моряки? Поначалу тетя Лёля решила, будто она бредит, а потом удивилась:
– И в самом деле, она права. Моряков в форме редко увидишь, а раньше их много ходило, честь друг другу отдавали. Цыган, наверное, выслали. Слепым по нашим улицам ходить невозможно, тут и зрячим нужно смотреть в оба, чтобы не задавили. А куда делись лилипуты, ей-богу, не знаю.
А еще Муза спросила, помнит ли она запах ранней весны? Тетя Лёля про гиацинты, корюшку, а Муза ей: нет, это запах масляной краски, потому что в скверах красили скамейки! А запах поздней осени? Это запах нафталина, потому что все вынимали и надевали занафталиненные на зиму вещи. А помнит ли тетя Лёля запах мандаринов и елки? А запах свежеотточенного карандаша? Нынешние так не пахнут.
Тете Лёле показалось, что Муза очень даже в своем уме. Правда, перед ее уходом она заявила, что по ночам кто-то через розетку газ пускает и она не может заснуть, задыхается, но сестричка божилась, что спит Муза богатырским сном.
Рисунок странного флигеля так нас взбудоражил, что мы болтались из комнаты в кухню, курили, и ничем себя занять не могли, а поэтому я предложила пойти гулять. Пусть поздно, но какое это имеет значение, если на улице тепло и светло. Уже не помню, когда гуляла белыми ночами.
Быстрым шагом мы шли без всякой цели, шумные и возбужденные, говорили и смеялись. Раньше мы с ним не смеялись. И говорили иначе. Рассказы Дмитрия на ночной кухне и моя позорная исповедь не в счет, это были пусть искренние, но монологи. Остальные разговоры меж нами – сухие, вежливые, с моей стороны – много информации по бытовым, историческим, семейным и прочим вопросам, причем я заметила за собой противный учительский тон. О чем говорили теперь? Обо всем подряд, о том, что видели. Он сказал, что город чистый и красивый, его поразили цветы на улицах – в вазонах и на клумбах. А женщины? Как он относится к женщинам с голыми бюстами и ягодицами, вылезающими из-под шорт? Он засмеялся. Ни у кого не слышала такого обаятельного смущенного смеха! Сказал, что женщины очень красивые, поначалу он был шокирован, и не глубокими декольте, а голыми ногами, но теперь привык. Спросил, нет ли ошибки в написании слова «Пирогоф»? Он уже видел вывеску «Пряникоff», а также «Кофейня Чайникофф». Как это объяснить? А еще он хотел узнать, что значит «Вкусное кино»? Я ответила, что «вкусным» у нас кстати и некстати называют все хорошее. «Счастливые часы» на часовой мастерской Дмитрий одобрил. Но что означает «Умные диваны» на мебельном магазине, я ответить не смогла.
Таким оживленным я Дмитрия не видела. Он был совсем как современный мужчина, и все-таки другой. Не случайно эту странную, совершенно необычную прелесть тут же почуяла Канунникова и сделала стойку. Конечно, в такого можно влюбиться.
А еще Дмитрий сказал, что ему кажется, будто все хорошо закончится. Все. Хорошо. Закончится. Что – «все?» Как – «хорошо?» Когда «закончится?»
– Давайте поедем, посмотрим на подворотню. Почему вы не стали ее искать, когда ходили в Коломну?
– Решил, сначала найти Музу, а уж потом подворотню. А еще я подумал, что искать ее небезопасно.
– А мы не будем туда входить, если найдем. Только посмотрим, что это за переулок.
– Муза говорила про Бермудский треугольник в Атлантическом океане, где корабли и самолеты. Она считала, что и здесь, рядом с Сенной, своеобразный Бермудский треугольник. А уж если однажды попал в такую историю, не исключена вероятность попасть снова.
– Со мной не попадете.
Я остановила машину и затолкала туда Дмитрия чуть не насильно. Мы вмиг долетели до Сенной и пошли к каналу. Город был полон туристами, гуляющими и влюбленными. Кто-то на балконе пил пиво, а на набережной – шампанское, щелкали фотоаппараты, по каналу проплывали прогулочные катера, с некоторых доносилась музыка. Солнце все еще не зашло. Как давно я не гуляла без дела! Как давно!
– Не будем спешить. Давайте так: слушайте внутренний голос. Ноги сами приведут вас к флигелю.
Я чувствовала, что настроение Дмитрия изменилось. Он шел с опаской, а я пребывала в эйфории, я ощущала восторг и безнадежность, а это очень острое соединение. Он боялся, что каждый шаг, каждый поворот может стать роковым, разлучить его с Музой, а я ничего не боялась, я ждала своей судьбы. Вдруг Дмитрий тот самый рыцарь, который возьмет меня за руку и уведет в другую жизнь.
В «Бермудском треугольнике» было тихо и почти безлюдно. Вскоре мы наткнулись на дом Раскольникова с мемориальной доской и черным рельефом – угрюмой сутулой фигурой Достоевского в монашеском одеянии. Дмитрий попытался найти дом своего товарища, но, наверное, на этом месте построили что-то другое, потому что он не мог его опознать и совсем запутался. Похоже, мы начали ходить кругами, поблуждав, снова оказались у дома Раскольникова. Потом обнаружили ресторанчик под вывеской: «Зов Ильича. Советский буфет». На витринке стоял гипсовый Ильич и висело «советское меню»: водка с килькой и крутым яйцом и всякое такое, в общем, ничего оригинального. Подобные фантазии по мере вхождения в развитой капитализм шли на затухание. Кафе на Фонтанке «Ленин@жив» превратилось в обычную пиццерию. Но объяснять Дмитрию что к чему, я не стала, к тому же его гораздо больше заинтересовало кафе под названием «Лента Мёбиуса». Он спросил, знаю ли я, что это за лента? В общем, да. Это такое перекрученное кольцо, по которому можно двигаться бесконечно, переходя с лицевой поверхности на изнаночную. Дорога без начала и конца.
– А не может быть движение времени подобно ленте Мёбиуса? – спросил Дмитрий. – Очень странно, что кафе с таким названием находится именно здесь.
Дмитрий становился все мрачнее и молчаливее. Судьба не захотела отправить меня с ним на поиски счастья. Я снова взяла машину (гулять так гулять!), а уже возле дома зашла в «24 часа» и купила сыр, помидоры, хлеба и красного французского вина.
Пока я готовила праздничный ужин (мне так хотелось праздника!), услышала телевизор: там начался «Ежик в тумане», но Дмитрий переключил канал.
– Дмитрий Васильевич! – закричала я. – Пожалуйста, верните «Ежика»! Это лучший из всех мультфильмов мира! Это мой любимый мультфильм, вы обязательно должны его посмотреть!
Он переключает канал, а я торжественно удаляюсь, в кухне слышу звуки телевизора и слежу за событиями. Вот ежик любуется туманом в долине и белой лошадью, которая стоит в нем по грудь. Он думает, что с ней будет, если она ляжет спать, она же может захлебнуться в тумане! Вот он свалился в реку, испугался и говорит: «Я в реке, пускай река сама несет меня!» И вот наконец-то, после всех приключений, он на твердой почве, и Медвежонок спрашивает его: «Ежик, где же ты был, я звал, звал тебя, а ты не откликался». Все закончилось хорошо. А ежик вспоминает о грустной белой лошади. «Как она там, в тумане?»
Конец мультфильма.
– Ну как? – Выскакиваю из кухни. – Понравилось?
