Интонации письма были спокойны: «Привет, Долли! Куда ты запропастилась? Три дня не было! Без тебя и поболтать не с кем тут. Прочие виртуальные подружки не могут спокойно относиться к моему холостяцкому положению, все рвутся отношения в реал перевести. Хорошо хоть ты – замужняя дама. Еще не собираетесь скрепить свой союз казенными печатями? А я теперь заделался совсем отшельником – сижу дома, пишу книги. Ты еще не читала моих романов? Посмотри на Гугле. Хотя женщины в большинстве своем фантастику не жалуют... С кем из наших общаешься? Я уже писал, что сейчас живу в Москве, но думаю, что по семейным делам, бабушка-то в Питере одна осталась, придется наведываться в ваш город. Тогда, надеюсь, пересечемся».
Слова Артура – «Без тебя и поболтать не с кем!» – польстили моему самолюбию. Вот, раньше не ценил, зато сейчас... Но тут же оборвала себя. А может, ему нужен материал для своих романов? Захотел узнать, в кого превращаются влюбленные дурочки, когда взрослеют? Чувство обиды за былое невнимание с его стороны пересилило спокойное радушие нашего теперешнего общения. Однако я не дала разгореться обиде. Хорошо. Пусть он решил писать с меня женский образ для своей новой книжки, но ведь и я пытаюсь, вступив в эту переписку, разобраться, чем околдовал меня в свое время Артур. Есть ли в нем хоть капля того, что я ему приписывала тогда? Но прежде всего надо показать ему, что я теперь – другая! Теперь я самостоятельная, уверенная в себе девушка. Впрочем, пора привыкать к другим словам: «молодая женщина» – недавно один старичок в очереди так меня назвал. И студенты давно зовут по имени-отчеству.
Потом меня осенило: раз я другая, я не должна показывать радость от общения с ним и, хотя бы ради приличия, поинтересоваться его братом Витей. Ведь Витя считался моим парнем. С какой легкостью мы забываем тех, кого не любили!
«Превед-медвед! Извини, что пишу редко. В универе куча дел, а дома я редко бываю одна, так что понимаешь. Кстати, Арт, ты ничего не написал о Вите. И на сайте он вроде бы не зарегистрирован. Что он поделывает? Чем дышит? А ты сам давно стал писать книги? Кем работал до этого? Когда надумаешь ехать в Питер, сообщи заранее, мы всех наших соберем, объявим на сайте. Люсьена у нас классный аниматор по любой части, думаю, и зал в ресторане закажет, и всех ребят дополнительно обзвонит, и учителей вытащит. Впрочем, ты сам лучше и напиши ей о своем приезде».
Прежде чем выключить компьютер, я решила сохранить фото Артура в файле. Я бы и на принтер его вывела, но Кир может неправильно понять... Я не знала, зачем я делаю это, но иногда так трудно объяснить свои поступки. Толстяк в синей рубашке с воротом нараспашку плохо накладывался на романтический образ парня, что жил в моей памяти. Мало того что он начал лысеть, но и вмятина на переносице – родовая черта братьев – углубилась. Артур теперь походил на брата Витю больше, чем в юности. Однако то, что у Вити меня отталкивало, в Артуре казалось милым. И лишь поредевшая его шевелюра расстроила меня не на шутку. Что ж, и мое лицо утратило девичью свежесть.
Закрыв ноутбук, я посмотрела на часы и поняла, что следует поторопиться, если я собираюсь сегодня побаловать Кира добротным ужином. Да и мне самой уже надоели готовые покупные блюда, разогретые в микроволновке.
Я поспешила на кухню, где на столе высилась груда привезенных мною продуктов, закупленных на неделю вперед. Поругала себя, что сразу не убрала лишнее в холодильник: оставила сметану в теплом помещении, теперь скиснет. Думала ведь, что на минутку выбежала, только переоденусь и назад, а сама зависла в Сети, как мои студенты. Знали бы они, как их препод проводит свой досуг! Шагнув к холодильнику, чтобы убрать в него сметану и готовые салаты в баночках, я заметила на его дверце белый листок бумаги, прилепленный крыской-магнитиком. Год, проходящий под знаком Крысы, привлек в наш дом немыслимое количество сувенирных грызунов. Я взялась за пластмассовый темно-бурый хвост крыски и высвободила записку.
Боже! Таких аккуратных, ровных букв в исполнении Кира мне видеть не приходилось. Обычно он оставлял наспех нацарапанные летящие строчки: «Ушел, задержусь, скоро вернусь». Обычно, но не сегодня... Я вновь всмотрелась в отдельно стоящие, почти печатные буквы, соединенные в разящие слова: «Даша, прости, я уезжаю совсем. Квартира оплачена до конца месяца. Объяснений не будет».
Я присела на табуретку, опустив руки – теперь мне не для кого готовить царский ужин! Я не могла поверить, что все закончилось. Мы с Киром жили так дружно, даже весело! Мы даже редко повышали голос друг на друга! И хотя Кир был чуть моложе – ему еще не исполнилось тридцати, – он стал для меня надежной опорой и защитой. Кир серьезно относился к своей работе и много времени отдавал ей. И что устраивало меня: в быту, дома, он был на редкость неприхотлив. Никогда не попрекал отсутствием горячего ужина, довольствуясь тем, что есть в холодильнике. Не сердился, что я допоздна засиживалась над проверкой студенческих курсовиков, написанием рецензий на их работы. Он часто засыпал, так и не дождавшись, когда и я тоже лягу. А я в свою очередь не пилила его, когда он возвращался навеселе с какого-нибудь корпоратива или деловой встречи. Зато мы охотно путешествовали вдвоем, посетили немало экзотических стран, а по выходным любили посидеть в ресторанчике. Хорошие доходы Кира позволяли ему не считать деньги, потраченные на наши удовольствия. Мне казалось, что нам обоим было комфортно в этом союзе. Я даже думала о ребенке, только тянула с этим, потому что хотела закончить работу над диссертацией.
Вроде бы обоих устраивало существующее положение, но, выходит, я заблуждалась. Я не заметила недовольства Кира, ведь он не жаловался на недостаток моего внимания к нему. Я, говоря профессиональным языком, просмотрела скрытую фазу конфликта. А ведь еще утром я была готова демонстрировать студентам нашу с Киром жизнь как образец прочной семьи!
Я всегда считала, что позволяю Киру любить себя, не испытывая ответных чувств. Но сейчас вспышка страсти охватила меня – только не могла понять: любви или негодования. Я не заметила, как Кир вошел в мою жизнь и стал ее частью! Неужели я с такой силой полюбила его? Или взыграло уязвленное самолюбие? Меня трясло от обиды и возмущения: брошенная, брошенная!
С яростью вскрыла упаковку колбасной нарезки и вцепилась зубами в дробленный жиринками твердый кружок. Челюсти ритмично двигались, будто перемалывали беглеца! Что теперь делать, как вести себя? Еще утром я умно вещала студентам про то, как следует разрешать семейные конфликты, и была уверена в эффективности алгоритмов. Но проверить эти способы на практике я уже не смогу: интуиция подсказывала, что Кир ушел совсем! Он не вернется.
Достав из холодильника початую бутылку водки, я плеснула в стакан, ненароком налив до половины, и, морщась от отвращения, выпила до дна. Пока я жевала второй кусок колбасы, приятная теплота обволокла меня, острота положения притупилась. Прислушалась к себе. Болит душа? Точит обида? Ничего, полный штиль.
Слегка касаясь рукой стенки, прошлепала в комнату и, не раздеваясь, распласталась на неразобранном диване. Устремила взгляд к потолку, к трехрожковой люстре, висящей над головой. Люстра заметно покачивалась вместе с потолком, а я испытывала тупое безразличие. Отстраненно вспоминалась история нашего знакомства с Киром. Вспоминалась будто недавно просмотренное кино.
