Собеседник проигнорировал вопрос и в свою очередь спросил:
– А ты продолжала любить Артура все эти годы?
– Годы? Вряд ли. Но сейчас, когда ты появился, во мне нечто ожило. Будто замороженное в азоте тело оттаяло. Только все это относилось к настоящему Артуру, а не к тебе.
Артур-Витя передвинулся вместе со стулом в мою сторону, взял мою руку:
– Долька, подумай, ведь начало наших отношений было таким обнадеживающим. И ты мне показалась ныне во сто крат краше и интереснее, чем в школьные годы.
Я пересела на край кровати, голова у меня кружилась. Но я не хотела падать в объятия этого обманщика. Слишком много коварства я видела в последний месяц: бегство Кира, предательство Люсьены, а еще и этот...
– Слушай, не знаю уж как и называть тебя. Как Витя ты никогда не был мне интересен, и Артуром тебя назвать уже язык не повернется. Ты не против, если я буду называть тебя Сочинитель?
– Как тебе нравится, так и называй, Долечка! Пересядь, пожалуйста, на стульчик, я постель приготовлю. У тебя совсем глаза слипаются!
– Будь добр, раздвинь кровати. Поставь между ними эту тумбочку!
– Ну зачем же...
– Если ты этого не сделаешь сейчас, то я уеду в город, благо и машина моя рядом стоит.
– Какая машина, Долечка?! Ты еле на ногах держишься!
Но я была уже настолько пьяна, что здравый смысл почти покинул меня. Сознание сузилось, едва посверкивало узким лучом. Но я ни за что не лягу с ним в одну кровать. Уехать, убежать, удрать. Насчет сесть за руль я, пожалуй, погорячилась, но я могу вызвать такси... Я взяла с тумбочки мобильник:
– Такси?
Артур-Витя вырвал у меня из рук трубку и нажал отбой.
– Никуда ты сейчас не поедешь! Я поставлю кровати, как ты хочешь, и могу даже уйти спать на диван в комнату отдыха.
Мы переночевали в одном номере, но спали на разных кроватях.
Утром, после завтрака, мы поехали домой.
Я высадила Артура-Витю из машины у дома его бабушки, в квартале от своего дома.
Уже выйдя из машины, Сочинитель, опять сунув голову в красной шапочке в салон, спросил:
– Я уезжаю в Москву послезавтра. Мы еще встретимся, Долька?
– Вряд ли, Арт... то есть Витя.
3
Елки на площадях, мерцающие огоньками гирлянды и таблички о скидках в витринах магазинов напоминали о приближении Нового года. Неужели мне придется встречать его со своими предками? К семейным друзьям, обремененным детьми, идти не хотелось. Галя Тишковец уезжала на несколько дней к родителям в другой город, а Люсьена... Что говорить о ней: мало того что больше я не считаю ее близкой подругой, мне было бы неприятно лицезреть Кира, живущего в ее доме.
Но в университете я отвлеклась от своих раздумий: заканчивалась зачетная неделя, самая горячая перед сессией. С утра собирала рефераты у первокурсников, до обеда разбиралась с должниками, в конце дня принимала экзамен у досрочников. Общение со студентами забрало столько сил! Беспечные разгильдяи отличались едва прикрытой наглостью и полным невежеством в предмете, а дрожащие от страха отличники, бледные или раскрасневшиеся от волнения, поражали своим стремлением к высшему баллу. Они лебезили передо мной, как перед «королевским высочеством». По этим наблюдениям – на языке психологов их называют включенными – тоже можно писать статьи, но после ссоры с Артуром-Витей у меня пропал интерес и к научным исследованиям.
Когда я вернулась из аудитории на кафедру, здесь уже было все готово к празднованию Нового года: столы сдвинуты в один длинный, на нем выставлены закуски и бутылки. Леонид Александрович, в отлично сидящем на нем темном костюме, безупречной рубашке в узкую полоску, оживленно командовал подготовкой к празднику. У него был повод для хорошего настроения: накануне стало известно, что врачи перевели профессора Аношина на инвалидность без права работы, а значит, возрастали шансы Лунина занять официально освободившееся место. Зато моя надежда доказать право авторства на исследования потерпела полный крах.
Сегодня Леонид Александрович – брюшко скрыто умелым кроем пиджака, волосы вокруг лысины коротко подстрижены, бородка аккуратно оформлена – держался с подчеркнутой вальяжностью: «избранный президент», еще не у власти, но фактически на престоле. Он и речь за праздничным столом произнес соответствующую. Обрисовал перспективы и акценты. Сказал, что будет усилен контроль за исполнительской дисциплиной и что в связи с финансовым кризисом на кафедре неминуемы сокращения.
И первой назвал фамилию Гали: «Должность Тишковец упраздняется. Держать лаборанта – это роскошь в наши дни!» В тот миг я подумала одно: хорошо, что подруга уже едет в поезде и не знает о том, что потеряла работу. Понятно, что она попала под сокращение, потому что встала на мою сторону в нашем конфликте с Луниным. В любом случае я постараюсь сделать для нее все, что в моих силах, поспрашиваю у друзей, нет ли где подходящей вакансии для Гали.
Не успела я озаботиться положением Гали, как стрела полетела в мою сторону.
– А что касается вас, Дарья Гелиевна, – Лунин метнул грозный взгляд и заговорил медленнее, – то вам, уважаемая, придется взять на себя обязанности вашей приятельницы: отслеживать задолженности по кафедре, проверять сроки исполнения планов, готовить документы на выпускников и прочее, прочее.
– Но это же работа секретаря! Почему вы хотите навесить ее на меня? – не выдержала я наката. – Я и так загружена до предела, у меня лекции чуть ли не ежедневно! А еще семинары, проверка работ.
Леонид Александрович сочувственно покачал головой:
– Я все это учел. Количество часов вам будет сокращено. Часть учебной сетки мы освобождаем для кафедры социологии, а ваш предмет на непрофильных специальностях будет предлагаться как факультатив.
Как дважды два ясно, что эти пертурбации с учебной сеткой – не случайность. Подлый вор и научный фальсификатор выживает меня с кафедры! Однако на другом конце стола я заметила подобострастные кивки отдельных коллег: для них начальник всегда прав. У Лунина, я заметила, всюду друзья. Наверняка мое заявление о плагиате, отданное ученому секретарю совета, тоже упрятано под сукно. Кто в университете захочет ссориться с влиятельным человеком!
Я взяла бутерброд с семгой и стала жевать его.
А Лунин продолжил речь, не оставив без назидания ни одного сотрудника. Наконец сменил тему:
– А теперь, дорогие коллеги, – торжественно приподнял стопку с водкой, – предлагаю тост за успешное преодоление нашей кафедрой финансового и иных кризисов.
Присмиревшие от его сентенций сотрудники торопливо чокнулись, и вскоре праздничное оживление вернулось в комнату. Лунин тоже больше не возвращался к делам, а ухаживал за близсидящими дамами.
Я не стала дожидаться окончания празднования и незаметно выскользнула за дверь.
