Здесь Елена сидела днем — листала художественные альбомы, разглядывала иллюстрации книг. К возвращению Игоря она обычно уходила в свою комнату, но иногда Игорь просил ее остаться, обсудить какие-то волнующие его темы. Однако такие беседы вдвоем случались все реже и реже. Обычно Игорь один сидел за компьютером.
Гостиная обычно пустовала. Тридцатиметровая комната с двумя широкими окнами и балконом напоминала роскошную трапезную в каком-нибудь музее.
Посередине комнаты стоял большой овальный стол, накрытый белой скатертью. Благоухали всегда свежие, благодаря стараниям Зои Платоновны, цветы. Легкие тюлевые занавеси слегка колыхались от ветра, постоянно дующего с Исаакиевской площади. Эта комната была самым холодным помещением в квартире.
Оживала и нагревалась гостиная лишь по воскресеньям, когда там проходил традиционный послеобеденный сбор.
Комната Елены сохранила тот же вид, что на площади Мужества. Елена перевезла старую мебель, не захотев с ней расставаться. Кровать, помнившая их с Игорем ночи, диван, письменный стол. За этим столом Елена теперь рисовала. Поскольку она могла работать только пальцами, не поднимая рук, то садилась прямо на стол и водила кистью по распластанному перед ней листу бумаги. Пятна, наносимые ею на поле картины, не имели определенных очертаний, но цветовые сочетания были неожиданны. Они останавливали взгляд любого зрителя, даже равнодушного к абстрактной живописи. Зоя Платоновна удивлялась игре красок на картинах, Вероника находила в них болезненную патологию. Игорь считал работы Елены интересными, но они вызывали в нем тоску и беспокойство.
По субботам в квартиру приходила «прачка» Валентина, или просто Валя. Хотя ее называли прачкой, она не только стирала белье. Стирка белья на суперсовременной машине перестала быть проблемой. Валя делала еженедельную уборку в квартире: пылесосила ковры, протирала пыль, гладила белье.
За Зоей Платоновной оставалась только кухня. Валя приехала из деревни и работала дворником за площадь. Муж ее, бывший сантехник, по глупости, как говорила Валя, был втянут в квартирную кражу и теперь отбывал срок. Валя тянула двоих детей одна, потому и откликнулась на приглашение Зои Платоновны.
Елена теперь редко бывала на людях, круг ее общения резко сузился. Нечастые визиты Татьяны — вот, пожалуй, и все. Может, поэтому она сблизилась с жизнелюбивой Валентиной. Той было чуть больше сорока, но выглядела она старше своих лет: жилистая, как у лыжницы', фигура, лицо с сетью ранних морщин, короткая мужская стрижка. Несмотря на свою мужеподобную внешность, Валентина была по-женски внимательна и чутка к людям. Она приняла близко к сердцу и переживания Елены, и ее болезнь. Хотя Елена сама ни на что не жаловалась, Валентина мало-помалу вытянула из нее все потайные печали. Узнав, что у Елены пропали месячные, она только всплеснула руками. «Знаю я одну травку, — сказала Валентина, — у нас в деревне ее давали всем худосочным. Враз бабы расцветали». Родная деревня Валентины находилась не за тридевять земель, а близко, на Вологодчине. Так что в ближайшие праздники Валя и съездила за чудо-травой.
Елена стала пить лечебный отвар. Эффект не замедлил сказаться, однако не тот, что она ожидала.
Елена заметила, что начала толстеть. Стала массивнее нижняя часть тела. Ноги обрели былую крепость и форму. Теперь она уже не казалась высохшей мумией. Только малоподвижные руки по-прежнему выглядели дистрофичными. Рассматривая себя в зеркале, Елена находила сходство с грушей. Постепенно и верхняя часть «груши» начала раздаваться.
Налились груди. «Теперь Игореше было бы нелегко носить меня на руках, ишь как отяжелела», — подумала Елена, вспоминая трудные, но счастливые дни на море. Дни до знакомства Игоря с Вероникой.
10
По воскресеньям большая квартира оживала, наполнялась шумом и суетой. Жильцы хаотично, как молекулы в капле воды, сталкивались в каждой точке пространства: в коридоре, кухне, ванной.
Жить большой семьей оказалось непросто. Особенно для людей, вкусивших свободу личного бытия.
И Вероника, и Зоя Платоновна долгое время существовали отдельно. Елена умела сживаться лишь с одним близким человеком. Вначале это была дочь, потом Игорь. Игорю казалось, что все вернулось на круги своя. По воскресеньям в доме было так же суматошно и неуютно, как и в его старой семье, откуда он бежал.
Постепенно установился особый распорядок выходного дня. Игорь после завтрака уходил в тренажерный зал. Он отклонил желание Вероники сопровождать его туда. «Надо отдыхать друг от друга, — мягко пояснил он. — Мы с тобой и так проводим вместе слишком много времени: и на работе, и дома». Зоя Платоновна наносила визиты приятельницам или посещала выставочные залы, где пенсионерам была скидка на входную плату.
Теперь постоянно где-нибудь экспонировались то мебель, то одежда, то больничное оборудование, то новинки бытовой техники. Устраивались эти экспозиции для того, чтобы партнеры по бизнесу обрели друг друга, но горожане тоже любили приходить в красивый мир выставочных павильонов.
Волей-неволей на кухонное дежурство заступали Вероника с Еленой. У Елены окрепли пальцы. Она быстро и ловко резала салаты и заправку для супа на низеньком столике, установленном в кухне специально для нее. Вероника двигала кастрюли на плите, приподымала крышки, пробовала варево на вкус, добавляла соль, специи. В этой совместной кухонной суете между женщинами устанавливалось то взаимопонимание, которое бывает у родственниц, готовящих праздничный обед. А цель их была одна — порадовать обедом Игоря.
— Леночка, ты не устала? — спрашивала Вероника, когда гора нашинкованной Еленой капусты возвышалась над миской. — А то отложи, я сама закончу.
— Все в порядке, Вероничка, — отвечала Елена и обращалась к ней с неожиданной просьбой:
— Поправь, пожалуйста, мне волосы. Выбились из косынки.
Обычно Елена убирала волосы под черный бархатный обруч. А когда готовила еду, предпочитала косынку. Иначе волосы падали на глаза с низко опущенной головы. Ее шейные мышцы по-прежнему были слабы. Хотя в последние недели ей уже удавалось немного приподнимать голову, выпрямить шею она не могла.
Вероника мягко отводила непослушные пряди с ее лба и забирала их под косынку. Помогая Елене, Вероника ощущала себя старшей сестрой, хотя и была моложе. В эти минуты между ними устанавливалась особая близость, и обе сочувствовали друг другу.
Как-то Елена во время такого совместного «дежурства» спросила у Вероники, хочет ли та ребенка. Вероника пожаловалась, что возражает Игорь.
Говорит, что ему хватит одного оболтуса и в его возрасте поздно вновь становиться отцом. Отговорка более чем нелепая. "Разве для мужчины сорок два — возраст? — возмущалась Вероника. — Это нам, женщинам, бывает поздно. Мне уже тридцать.
Сама понимаешь, тянуть больше некуда".
— А вы наметили день регистрации? — спросила Елена и затаила дыхание. Неожиданно для себя она обнаружила, что этот вопрос волнует ее.
