– Слышу хорошо.
Горбунов прекрасно понимал, какое обращение необходимо бойцам в той или иной обстановке. Сейчас он, отчетливо представляя и даже видя на экранах, как на непогрешимой диаграмме, состояние каждого, выбрал спокойный, чуть ленивый говор, напрочь отметая тон сухой и официальный. Сейчас все четверо были единым целым, и капитан, сидя перед пультом, задавал товарищам настроение; «второму» понадобилась корректировка, и он тут же получил ее: изображение на втором окне больше не дрожало, лишь едва заметный «мусор» (помехи) пробегал по экрану и отзывался слабым потрескиванием во внешнем динамике системы управления.
Реаниматор повернул ручку настройки контрастности до упора, добавил яркости на дисплее. Вниз скользнуло, разворачиваясь, меню; выбрав опцию, Горбунов добавил яркости непосредственно на третье окно: Найденову достался самый темный участок, изображение с которого хоть и читалось, но качество его оставляло желать лучшего.
– Еще секунду, ребята, еще секунду, торопиться нам некуда. – Пальцы Реаниматора порхали по клавиатуре. – Знаете правило Рахманинова? Искусство вовремя попадать по клавишам. Так... Посмотрите сами и мне дайте посмотреть. Потом дам вам отдохнуть пять минут и продолжим. «Первый», ты хорошо держишь кадр: у тебя или руки затекли, или тебя убили... Так, мужики, рядом с вами никого, так что будьте любезны отзываться. У меня на дисплее субтитров нет. Есть разногласия – давайте решать их прямо сейчас. – Обращаясь ко всем через Марковцева, который запоздал с ответом, капитан чуть повысил голос.
* * *
В воображении Горбунова расстояния так же были съедены. Точнее, мысленно он находился рядом с бойцами. Сейчас, кроме них, для него никого не существовало. Даже морских пехотинцев, которые взяли под надежную защиту передвижной командный пункт.
– Перерыв. Пять минут тишины, – на манер спасателей высказался Горбунов. – Потом, помолясь, за дело: «Пример калькулятора – канон, а Джехани – пророк его». Отбой.
Система работает нормально. Поджидая первого выхода в эфир, бойцы, несомненно, «перегрелись», компьютерным штампом рассудил Реаниматор, сейчас им необходим небольшой перерыв, за которым сразу и до конца – тяжелая и напряженная работа.
* * *
Сергей нашел надежное укрытие за низким кустарником, разросшимся в сорока метрах, считая от западного угла центрального здания – школы, и в пятидесяти – от караульной вышки с часовым. Его он, равно как и капитан Горбунов, отчетливо видел в оптический прицел. Часовой периодически появлялся в бойнице; иногда была видна его голова и верхняя часть груди, в других случаях оптика фиксировала только голову в верхней части бойницы; он словно подглядывал, вставая на цыпочки. Подглядывал, будучи хорошо подсвеченным прожектором.
Вторая цель Марковцева – караульный, несший службу у юго-западной стороны базы. Он расположился за сооружением (основой которого послужили фундаментные блоки) из мешков с песком. Первая позиция, выбранная Марком, оказалась неудачной: караульного на вышке он видел хорошо, второй же не попадал в поле зрения, а через крошечную бойницу, образованную зазором между мешками, его, конечно же, не достанешь. Чертыхнувшись, Сергей сменил место.
Еще до «пяти минут тишины» Горбунов напомнил Марку, что первым он должен снять нижнего часового, обзор у которого – непосредственно на товарища на вышке – был лучше, и уже потом ловить в перекрестие прицела второго. Этот вариант, предложенный капитаном, подразумевал следующий благоприятный для стрелка фактор: часовой на вышке дольше обычного задержится в бойнице, поскольку увидит непривычную для себя картину – лежащего ничком товарища. Возможно, он, вглядываясь более внимательно, подастся вперед, что также будет на руку снайперу. В общей сумме, включая время на принятие часовым решения, получится четыре-пять секунд. А для такого опытного стрелка, как Марковцев, этого времени более чем достаточно.
Синхронно с Марком должен сработать и Саня Скумбатов: убрать нижнего, потом верхнего. Почти как в поговорке: «Залезть повыше, отодвинуть ближнего, насрать на нижнего».
Только бы эта ночь оказалась спокойной. И это было самым тонким звеном в операции. Вызов омоновцев из штаба УВД Чечни ставил на ней крест. Вызов мог поступить с пульта и в тот момент, когда тройка диверсантов будет находиться непосредственно в центральном здании базы ОМОНа.
В связи с этим в груди Марка стало тревожно, а пауза, взятая капитаном Горбуновым, которая была на пользу всем четверым, теперь казалась необязательной, лишней. И об этом мог догадываться сам Горбунов, наблюдая за первым экраном: там, словно в нетерпении, подрагивала картинка с караульным.
Пил вчера?
Нет.
Молодца.
* * *
Если честно, то Марк не ожидал помощи от Спрута. Хотя начальник ГРУ в этом вопросе, по глубокому убеждению Марковцева, сидеть сложа руки не собирался. Все дело в практической помощи, за которую Сергей мысленно премировал генерал-полковника благодарностью с занесением в личное дело. Заодно – «мужичку»-Крепышеву: в его хозяйстве нашлось то, чего Марку не хватало. Крепышев и Мещеряков – «двое из ларца, одинаковых с лица». Если бы не дефицит времени, не цейтнот, в котором варилась уха из «аквариумных рыбок», он бы нашел способы и возможности вызволить пленника из неприступного логова, находящегося под мощной крышей МВД и окруженного кремлевскими стенами, поверх которых проходила колючая проволока чеченской администрации.
С другой стороны, любая игра зрелищна, когда времени на обдумывание решений не хватает, все происходит молниеносно и на профессиональном уровне. Если отбросить зрелищность, то Марк и его товарищи попали именно в такую ситуацию.
Но мины, предложенные в дополнение вооружения диверсантов офицером разведки штаба ОГВ, заставили Марка призадуматься. Ему дали желтый свет на проведение диверсионной акции, свет, который подразумевал скрытые действия, включая завершающую стадию операции – отход. Что-что, а двойные стандарты Марка никогда не привлекали. Спрут, не желая вступать в опасный конфликт с МВД, все же распорядился относительно специальных средств, состоящих на вооружении спецподразделений. Но вдруг пошел еще дальше: к системе управления работой снайперов он предлагает мины направленного действия. Попечительством над бойцами тут не пахнет, хотя следы скрытой заботы налицо, но выстроенная цепочка действий диверсантов виделась громоздкой и не могла нести на себе фирменное тавро ГРУ: бесшумно снять снайперов, незаметно пробраться на базу, тихо освободить пленника, молчаливо удалиться – чтобы вслед прогремели расставленные диверсантами мины. В общем-то приемлемо – «а чего они песком в глаза кидаются?», – но не к той ситуации, где рисковали все, начиная с начальника ГРУ. Или чуть выше – с начальника Генштаба, который не преминул отметиться выступлениями в СМИ.
Настойчивость, с которой ханкалинский офицер предлагал мины, похожа на навязчивость. То есть он один раз предложил, а потом вроде как с сожалением протянул: «Значит, не возьмете...» И кровожадным его не назовешь – глаза чистые, как листы в новой тетради, скулы от ненависти к чеченцам не сводит, следов зуда на коже не отмечено. «А как насчет пары гранатометов?» Больше он походил на торговца оружием, нежели на офицера направления ГРУ.
