– Только учти, – напутствовал новоявленного водителя Скумбатов, – взлетных полос тут нет. И вообще отрыва от земли не ожидается.
Андрей занял место за рулем, завел двигатель и несколько раз газанул.
Скумбатов с заднего сиденья сообщил:
– Теперь я твой автопилот. Говорю – влево, сворачивай влево, говорю – тормози, значит, тормози. Выезжай из кустов напрямую и вправо, посмотрим, может, жив Подкидыш.
Найденов лежал на животе и не подавал признаков жизни. Он смог отползти только на пятнадцать метров в сторону. В одной руке лейтенант сжимал сорванный с головы наушник с микрофоном, в другой – «стечкин». Автомат лежал в пяти шагах от него.
Андрей словно не слышал перестрелки, не замечал за базой ОМОНа, где провел три дня, зарева горящего автобуса. Истощенный не только физически, он втаскивал на заднее сиденье «Нивы» молодого спецназовца, своего ровесника. Внутри машины ему как мог помогал одноглазый. За это время он обронил несколько фраз: «Навылет. Жив Подкидыш. Спасем, если успеем довезти до госпиталя».
В отличие от летчика, Саня заметил, что интенсивность перестрелки пошла на убыль – как бы пошла на убыль, поскольку огонь теперь уже велся целенаправленно. Не стало в нем хаотичности, которая имела место в то время, когда Скумбатов с заложником покидали базу.
Вот она, база, в шестидесяти метрах. Но Марку, судя по всему, помощь уже не требуется. И было бы чем помогать: страшная резаная рана на руке спецназовца опять начала кровоточить.
Один-Ноль бросил последний взгляд на приземистое здание склада и здоровой рукой коснулся плеча летчика:
– Давай, Андрюха, увози нас отсюда.
4
Марк успел-таки занять позицию, которая, однако, лишь оттягивала момент, когда его накроют либо шквальным автоматным огнем, либо разорвет кумулятивной гранатой, – пока только один взрыв раздался в десятке метров от него, заложив уши и присыпав землей. Он нашел единственное место, жалкий клочок земли, зажатый между забором и складом. «Шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх – расстрел» – в прямом смысле слова. Линия огня находилась в метре от него, и на высоте человеческого роста.
Он уже не отстреливался, оставив полный автоматный магазин и пистолетную обойму для прямого столкновения с омоновцами. Приготовил пару гранат. Он попал в такое же положение, что и Пантера, лейтенант Пантюхин, прикрывавший отряд.
От судьбы не уйдешь. Нормально дышать ему дал Малик Абдулгамидов: «Ты не уйдешь. И твоему щенку не дадут уйти. Вас, тварей, порежут на куски!» Рок – злой он или не очень, – это все понятно и неизбежно, но когда какая-то грязная свинья начинает угрожать, можно послать на три буквы неотвратимость и на короткие мгновения перекроить судьбу. Потом она снова швырнет тебя на место, но возвращение произойдет с «чувством исполненного долга и глубокого достоинства».
«Не ждите меня...»
Подкидыш нашел свою пулю.
«Навылет. Жив Подкидыш. Спасем, если успеем довезти до госпиталя», – пришло опровержение.
Эти слова Скумбатова не вязались с накаленной обстановкой: какой госпиталь, когда вслед за пеплом из грозненского жерла повалит раскаленная лава.
Один-Ноль рисковал, вернувшись к базе, но, забрав раненого товарища, уехал. Молодец. И только Реаниматор не прекращал попыток хоть чем-то помочь Марку. Сергей уже давно не вслушивался в голос капитана Горбунова, в какой-то момент вообще хотел снять наушник, но вот, словно проснувшись, отчетливо услышал, как капитан отдает команду морпехам к бою.
Марка накрыла горячая волна благодарности. «Дайте мне на связь десяток крепких ребят – здесь, в Махачкале и Буйнакске. Пусть будут начеку. Спасибо за чай и воду. Вода, кажется, была морской. Посвящение?..»
Посвящение.
Уже почти стих огонь чеченских омоновцев – лишь пара-тройка автоматов работала по укрывшемуся спецназовцу, – считай, стояла тишина, которая вдруг прервалась шквальным огнем с противоположной стороны. Дико было слышать раскатившееся в ночи «Ур-ра!» десятка морпехов.
«Пойми, мы же не в мирное время живем. Идет настоящая война».
Сто раз был прав Джавгар Аль-Шахри. Марк не видел пехотинцев, прозванных в Великую Отечественную «черной смертью». Наверное, криком «ура» они подавили врага психически, ибо смолкли и последние автоматные очереди со стороны школы.
А нервный и возбужденный голос Горбунова продолжал крушить барабанные перепонки:
– Сергей! Жив? Ответь...
– Жив... Попадет тебе, капитан.
– Влетит обоим. Высоко не поднимайся. Быстрее, приятель.
И только когда Марк смог наконец-то покинуть свой, казалось бы, последний приют, увидел первого морпеха, стреляющего с колена, в нескольких метрах от него – другого. Под их мощным прикрытием Сергей в хорошем темпе домчался до машины и рухнул на сиденье «Газели». Горбунов слушал эфир сразу в двух диапазонах:
– Что там в эфире?
– Полный бардак.
Последним в отъезжающую машину запрыгнул круглолицый морпех лет девятнадцати. Его лицо показалось Сергею знакомым.
– Здравия желаю, товарищ подполковник!
«Как угадал, сынок? Уши выдают?» – вспомнились Марку свои собственные слова и ответ круглолицего десантника из 77-й Гвардейской бригады: «Никак нет. Предупредили, что ожидается высокий чин из Москвы». – «Это я. Вольно».
Нет не так:
«Можно расслабиться».
Хотя бы немного. И осознать, что ты снова вернулся в этот мир. С того света.
5
– Ребята, слушайте меня, – скороговоркой выпаливал в эфир Горбунов, поскольку связь с удаляющейся машиной в зоне густой застройки могла прерваться в любой момент. – Сейчас вам перекроют пути на блокпостах по улице Сайханова и Гудермесской. Уходите по Ханкалинской. Как слышите?
– Слышу тебя, капитан. С трудом, но слышу.
– Понял. Буду говорить громче.
– Не в этом дело, я потом все объясню. Если успею. У меня водитель смертник... Осторожнее!..
Слушая гудящий как пчелиный улей эфир, Горбунов ориентировал товарищей, у которых не было ни сил, ни времени, ни возможности настроиться на диапазон милицейских раций.
– Алло, алло, – как в телефонную трубку, призывал ответить Горбунов. Но на частоте 806 уже никто не отзывался. Связь со Скумбатовым прервалась.
Все, теперь надо идти на блокпост, и чем быстрее, тем лучше.
«Газель» с включенным мотором и фарами деловито перекрыла часть улицы. Морпехи сняли головные уборы и рассредоточились для несения службы. Милицейский «уазик», вынырнувший с проспекта Ленина, был остановлен Горбуновым. Лейтенант-чеченец обрушился на капитана чуть ли не с матом. Реаниматор спокойно выслушал его и, зевая, заметил:
