Я выразила беспокойство, что мы не укладываемся в сроки. Постоянно происходят какие-то накладки. А до открытия выставки оставалось всего ничего. Перед мысленным взором уже плыла златокудрая змееголовая Геката – истинный шедевр видеоарта. Через три дня она станет достоянием зрителей, и не я одна буду восхищаться ею. Рената же оставалась равнодушной к предстоящему празднику. Она полностью была поглощена взаимоотношениями с Игорем (они совсем разладились в последнее время). Кроме того, Рената видеоарт не жаловала, храня верность скульптуре. Но конечно же разбиралась во всех направлениях изобразительного искусства лучше меня. Сейчас, обсуждая предстоящую выставку, она со скепсисом в голосе заявила:
– Видишь ли, Елена, я ценю поиски мастеров. Однако видео не сохраняет тепло человеческих рук. Есть кино, телевидение – вот поле для таких экспериментов. Но зачем выставлять эти работы в галереях? Не лучше ли пригласить людей в кинозал?
– Бог ты мой, Рената! Тебе ли не знать, что из кинозала зритель убежит через пять минут после начала сеанса? Ведь что такое видеоарт? Это фотография, которая едва колышется на экране, динамика едва заметна. Не у многих хватит терпения наблюдать, как Геката в течение получаса вздымает руки к небесам.
– Ты права, Елена. Надеюсь, продвинутая публика примет этот шедевр Дитера. Главное – наладить компьютерную программу, которая поддерживает показ видеокартинок. Кстати, Матвей твой молодец, всю электрическую часть на себя взял. Кстати, где он? Я его что-то не видела.
– Сегодня я ему выходной дала. Компьютерщик справится сам. Осталось лишь программу на диск записать. – Я взглянула на часы. – Сейчас, должно быть, уже в школу за Лизонькой отправился. Что-то они задерживаются. Обещали за мной зайти на обратном пути, чтобы дома вместе пообедать.
– Да, в свое время мы с малолетства сами в школу бегали, а теперь такая обстановка, что лучше перестраховаться…
* * *
В эту минуту со стороны Мойки, всегда тихой, сонной реки, раздались будоражащие душу крики. Что-то заставило меня вскочить с места и ринуться в сторону набережной. Едва я обежала свой особняк кругом и выскочила к Мойке, как заметила у спуска к воде изрядную толпу. Взгляды всех были прикованы к середине реки, где незадачливый пловец отчаянно пытался вынырнуть из воды. Вот на миг над поверхностью воды показалась его голова, и я узнала Матвея. И снова лишь расходящиеся круги на водной глади. Кто-то пытался со ступеней спуска толкнуть в сторону Матвея дрейфующую у отвесного гранитного берега деревянную дверь, но едва заметное течение отталкивало ее в сторону. Наконец сквозь шумные возгласы людей прорвался звук сирены пожарной машины – приехали спасатели. Вначале они закинули на середину реки спасательный круг, затем два человека бросились вплавь на помощь Матвею. Однако он больше не появлялся над водой.
Передо мною оказалась Рената, которая держала на руках дрожащую от холода, подмокшую Лизоньку. Девочка была укутана в чью-то куртку. Волосы облепили лоб, как приставшие невзначай водоросли. Обе эти картинки: и тонущий Матвей, и Рената с вымокшим ребенком на руках – в какие-то секунды соединились в моем мозгу воедино, но тотчас распались на две. Девочка была целехонька, и слава богу! Мой взгляд вновь приковала вода. По-прежнему у реки суетились спасатели.
Я, сжав кулаки, наблюдала за их работой. Один уже прощупывал дно длинным шестом, другой быстро облачался в водолазное снаряжение. Но где, где же Матвей? Как в воду канул, пришло на ум кощунственное сравнение.
Его тело спасатели обнаружили чуть в стороне от причального спуска. Возможно, теряя силы, он пытался под водой доплыть до спуска, но промахнулся и ударился головой о подводную часть гранитного берега. Ударился и потерял сознание. И все же я не теряла надежды. Когда спасатели вытащили Матвея на набережную, я еще надеялась на чудо. Но искусственное дыхание не помогало, Матвей не приходил в себя.
Санитары понесли безжизненное тело к карете «Скорой помощи», врач на ходу делал какой-то укол. На миг я тоже лишилась чувств и медленно осела на гранитную набережную, у тумбы ограждения.
Я пришла в себя, когда носилки уже затолкали в машину. Санитары закрывали дверцы. Я вскочила и бросилась к Матвею. Но толпа стояла слишком плотно, и я потеряла драгоценные секунды, расчищая себе путь. Меня окутало синеватое облако выхлопного газа отъезжающей машины. Я замахала руками, но машина быстро набирала ход и скоро исчезла из вида. Рядом вновь оказались Рената с девочкой. Волосы у Лизоньки подсохли и завивались легкомысленными колечками над ушами. Пока пытались помочь Матвею, до меня доносились слова о том, как он спасал девочку, но сознание не удержало подробностей. Мы с Ренатой взяли Лизу за руки и поплелись домой. Рената снова пересказывала ужасную историю. Я машинально переставляла ноги. Надо позаботиться о девочке – Матвеем займутся в больнице. Разум подсказывал, что Матвея больше нет, но сердце не желало смириться с потерей и питало надежды.
Лиза, виновато потупившись, чинно следовала между нами. Да, именно Лиза оказалась виновницей трагедии. После уроков она не стала, как ей было наказано, дожидаться Матвея в школьном скверике (он, как нарочно, опоздал к звонку), а убежала с ребятами к реке. У спуска дети увидели покачивающуюся на воде дверь, и двое мальчишек тотчас прыгнули на нее, как на плот. Лиза прыгнула следом. Едва ли не сразу после ее прыжка дверь накренилась, и дети плюхнулись в воду. Мальчишки вскоре самостоятельно выкарабкались на берег, благо их плавсредство не успело отплыть далеко. Лишь Лиза, испуганно вцепившись слабыми ручонками в край двери, беспомощно бултыхала ногами в воде. Дверь медленно удалялась от края причала, а Лиза из последних сил держала над водой свою головку и орала что есть мочи. В этот момент на набережной и появился Матвей, узнавший от ребят, где играет Лиза. Оценив обстановку, он тремя прыжками оказался у края воды, ловко зацепил дверь палкой за железную ручку-скобу и притянул ее к берегу. Но Лиза уже скрылась под водой. Матвей, скинув ботинки, нырнул в воду и, к счастью, мгновенно поймал маленькое тельце девочки. Он сумел подпихнуть девочку на дверь, но сам выбраться не смог. Лизу благополучно доставили на берег подоспевшие на помощь взрослые, а Матвея течение уносило в сторону от спасительного причала и даже от двери.
Я переодела Лизу во все сухое, напоила чаем. Я должна была тотчас позвонить в больницу – Рената узнала у шофера, куда повезут Матвея, – но я оттягивала этот момент. Наконец набрала по справочнику номер и услышала то, чего боялась услышать: «Сомов-Извольский умер, не приходя в сознание».
Для спасенной Матвеем Лизы следующий день стал обычным школьным днем – мы побоялись сообщить ей о смерти папы. Для меня он превратился в хождения по лабиринту похоронных инстанций.
Похороны выпадали на дату открытия выставки. Конечно, все дела в галерее для меня потеряли смысл. Потому я решила не переносить похороны: в тот или иной день я все равно была бы не в состоянии присутствовать на вернисаже и строить счастливое лицо. И открытие выставки переносить не представлялось возможным: реклама, развешанная по всему городу, уже сообщала о дне премьеры. Пришлось все хлопоты, связанные с открытием вернисажа, переложить на плечи старенького скульптора Шиманского. Рената, как и Татьяна, эти дни была безотлучно со мной, взяв на себя попутно и заботы о девочке. В день похорон мы сообщили ей правду.
