Паша вздохнула с облегчением, когда машина затормозила у светящегося приветливыми огнями застекленного парадного. Все кончилось, но она продолжала сидеть неподвижно. Сейчас, еще одну секундочку она помечтает неизвестно о чем, о том, чего быть не может никогда, а потом выскочит из машины и рванет по этой тихой улочке прочь. Ну не бросится же Ленский за ней в погоню, зачем ему это?
Что он только что сказал? Паша точно вынырнула из-под воды, завертела головой, но было уже поздно. Ленский хлопнул дверцей машины и пошел к дому. Он, кажется, сказал: «подожди, я быстро». А еще сказал: «охраняй!» То есть она должна охранять его машину?! Паша приподнялась, но тут Чипс коротко, но как-то очень внушительно гавкнул, типа – а ну сидеть! Это ему велели охранять, по крайней мере, он был в этом абсолютно уверен и рьяно приступил к исполнению своих обязанностей.
Паша осторожно, стараясь не делать резких движений, повернула голову назад и вгляделась. Видно было плохо: аспид имел черный окрас, как и положено аспидам, только белые носочки смутно белели в темноте: один длинный, а второй покороче, точно приспущенный.
– Эх ты, неряха, – тихо сказала Паша. – Неряха, да еще и своих не узнаешь. А я-то с тобой всю ночь сидела, молоком поила… – у нее вдруг перехватило горло. Только этого еще и не хватало, расстраиваться из-за какой-то глупой собаки.
– Ты плохой мальчик, неблагодарный, – сказала она в темноту. Плохой мальчик согласно зевнул, протяжно и сладко.
А что сделала Паша? Совершенно немыслимую вещь – она задремала. Наверное, в этой самодовольной машине, несмотря на кондиционер, было мало воздуха, поэтому Пашу и потянуло в сон. Душегубка, она и есть душегубка, хотя бы со всеми удобствами.
Тетя сидела у окна и смотрела в темноту. Ей было холодно, и Паша все хотела протянуть тете теплый свитер. Но руки не могли оторваться от колен, потому что свитер был тяжелым и, кажется, живым. Еще он пах незнакомым запахом, немного напоминающим духи маман. Но маман была далеко, она не сможет до них добраться. Тетя оглянулась, кивнула Паше и прижала палец к губам – тсс… И тут негромко хлопнула створка окна, Паша вздрогнула и уронила свитер или он упал сам?
Она открыла глаза. Ленский стоял и смотрел – как просыпается арестантка и как, не особенно спеша, пролезает между сиденьями Чипс, возвращаясь на исходную позицию в тыл неприятеля. Меня тут не было, говорил его независимый вид. Паша так и не поняла, то ли он сидел на месте водителя, то ли у нее на коленях. Нет, второе было невозможно, а жаль.
Ленский ничего не сказал, а принялся что-то укладывать рядом с псом, большую сумку или рюкзак, Паша не вглядывалась, она все никак не могла прийти в себя. Тетя, сидящая возле окна, живой свитер на коленях… Ленский наконец уселся и зашуршал какими-то бумагами.
– Я карту посмотрел, – объяснил он, по-прежнему не глядя на Пашу. – Часа через два будем на месте. Так что сейчас еще раз повтори свои действия, а потом можешь продолжать спать.
– Я не сплю, – воинственно ответила Паша, но, конечно же, Ленский вызова не принял.
На самом деле ей хотелось, чтобы дорога не кончалась и можно было надеяться, что все закончится хорошо. Она, как в детстве, мечтала сию же минуту очутиться в завтрашнем дне, в хорошем завтрашнем дне, вместе с тетей и с… впрочем, это неважно.
Паша рассказала, что собирается делать, стараясь, чтобы голос не дрожал. И сама прекрасно понимала, что Шура не может ждать вечно, если вообще в этом еще есть смысл… Ленский задавал вопросы, и она старалась отвечать уверенно, но только не смогла его обмануть. «Авантюра чистейшей воды», – в конце концов изрек Ленский и замолчал.
Паша вздрогнула, будто от толчка, или ее тихо окликнул Ленский? Она встрепенулась и осторожно на него взглянула. Нет, лицо каменное, вид неприступный. Значит, это ее страх проснулся и зашевелился в груди. И в самом деле, свет фар выхватил из темноты тот самый указатель, более или менее пришедший в себя, только теперь у Паши перехватило дыхание, словно под дых получила она.
Спустя какое-то время Ленский на всякий случай включил ближний свет и сбросил скорость, и все равно Паше показалось, что она и глазом моргнуть не успела, как они оказались у цели. Небо было облачным. Луна то появлялась, то снова пряталась за рваными тучами. Иногда ветки кустарника царапали дверцы машины. Если их схватят, то никто и не узнает, где их искать, ведь Чипс говорить не умеет.
Ленский остановил машину перед самыми мостками и велел Чипсу охранять. Знакомое журчание ручья лишь на минуту успокоило Пашу – течет себе из ниоткуда в никуда, и нет ему до них дела. После тепла ветер показался пронизывающим до костей, и у Паши даже слегка застучали зубы. А что, если они не смогут открыть эту дверь? Тогда можно будет вернуться в уютное надежное нутро машины и…
Паша стиснула челюсти, чтобы умерить барабанную дробь, и оглянулась на Ленского. Тот как раз достал что-то черное из сумки и протягивал ей – надевай. Вначале Паша решила, что он заметил ее состояние и решил одеть потеплее, но потом с недоумением поняла, что это синий банный халат. Ах, ну да, маскировка от случайного взгляда, случись ей столкнуться с кем-нибудь из жильцов пансионата. Господи! Неужели что-то может обмануть мадам Баттерфляй, если она никуда не уехала!
Они постояли, привыкая к темноте, и осторожно пошли к стене. Нет, хорошо, что наступила ночь, потому что Паша боялась, что на мокрых досках можно будет разглядеть следы от ее ног, хотя вряд ли такое было возможно.
Ленский положил свою ношу на землю, осторожно отодвинул Пашу как некий бесполезный предмет и, подсвечивая себе фонариком, отодвинул задвижку. Как и в прошлый раз, ничего не произошло – Сезам не отворился.
Теперь Паша беззвучно молилась: пусть проклятая дверь откроется, пусть им повезет хотя бы в этом, но прошла минута, другая, а Ленский все искал настоящий запор и не находил. Когда стало окончательно ясно, что проклятущие доски не сдвинутся даже на сантиметр, Паше захотелось поднять голову к равнодушному черному небу и завыть. Но Ленский был настроен менее лирически. Не отыскав тайный замок, он поднял с земли непонятный предмет и стал перебирать его руками.
– Отойди! – тихо велел он и сам отступил на несколько шагов от стены, затем, оглянувшись на Пашу, коротко размахнулся и что-то бросил. Раздался скрежет металла о камень, Ленский потянул на себя веревку. Так вот что это было – веревка с крюком. Какой же он молодец! Паша, забыв все свои ужасные подозрения, с признательностью посмотрела на мужественную спину Ленского, хорошо, что он не мог увидеть ее взгляда.
– Вы полезете?! – Паша почувствовала и восторг и ужас. Можно подумать, что у них были варианты.
– Я, конечно, не ниндзя, но на эту стену уж как-нибудь вскарабкаюсь. Несмотря на свой преклонный возраст. – Нет, хорошо, что все происходило в темноте, и Паша могла краснеть сколько угодно.
Ленский и в самом деле вскарабкался – поставил одну ногу на какой-то выступ, потом другую, подтянулся и через минуту оказался наверху. Паша и глазом моргнуть не успела, как он спрыгнул по другую сторону ограды. Господи, как громко! Она обмерла, ожидая шума борьбы, или звуков тревоги, или, что еще ужаснее, душераздирающего стона. Но прошла секунда, другая, а за стеной было тихо. Даже слишком. Может, он неудачно спрыгнул и потерял сознание?! И она не смеет окликнуть его – вдруг кто-то услышит.
