Все было неопределенно: что-то, какая-то, кого-то.
Неопределенная дребедень из шпионского мира. Мира, где ответы всегда порождают новые вопросы. Мира, где полувоенные организации легко трансформируются в полукриминальные…
Артемов и Марта обязательно встретятся, но уже сегодня хотелось предостеречь ее. Любые предосторожности никогда не дают стопроцентной гарантии, когда речь идет о страсти и глупости. Это не про Марту, которая не была глупа, и страсти в ее действиях не отыскать.
Лишь что-то похожее на нее: стремление. Попытка? Может быть, и попытка.
О многом хотелось расспросить ее. Распластать и посмотреть, что внутри. Фактически то же, что и снаружи: усталость, боль, стоящая в глазах, сомнения. Очень много сомнений.
Уже сегодня подмывало намекнуть, что у нее теперь есть мощный союзник, который уже протянул руку помощи. Хотя бы взглядом обнадежить: «Все будет хорошо».
Улыбкой, жестом: «Все будет путем, Марта». Подмигнуть бы ей: «Не дрейфь!» Но совладает ли он со своими лицевыми мышцами? Не расползутся ли они в провокационной улыбке? Сколько их там, этих лицевых мышц: сорок, что ли, или меньше? Да хоть одна. Все равно выдаст с головой.
— Ну что, — спросила Марта, пожимая Артемову руку, — права я оказалась насчет политуправления?
И тут Артемов увидел надежду в ее глазах, точнее… ее смерть. Вот сейчас умерла последняя надежда Марты. Помощь. Она все же надеялась на помощь. Наверное, нашла в лице Михаила Артемова какую-то отдушину. Во всяком случае, выговорилась с человеком, который узнал всю правду.
Полковник не ответил на вопрос Марты. Прощаясь с ней, он и сам рвал отношения с Боровичем. Просто рвал.
Потому что ничем не был обязан ему. Потому что не состоял в штате управления и еще по множеству причин.
Хоть сейчас мог махнуть в какую-нибудь теплую страну.
Увидит ли он снова Боровича? Скорее всего — нет. Если «Ариадна» провалит операцию, генерал-майор сольет имеющийся у него материал и Артемовым займется другое ведомство. То, от которого он еще не успел остыть.
Где не поверят ни одному слову. Где не дадут опорочить структуру, управление которой осуществляет министр обороны через Министерство обороны. Структура, над которой стоит Верховный…
— Удачи тебе, Марта. — Артемов притянул женщину и похлопал по спине. — Удачи…
Немка отстранилась и пристально вгляделась в полковника.
— Легко ты отпускаешь меня…
— Я?.. — малость смутился Артемов. И нашел способ выкрутиться:
— Я тебя только по спине похлопал.
Между нами только этот дружеский хлопок. Но все равно ты не распространяйся. Слухи, знаешь ли, кривотолки всякие. Вдруг что-то дойдет до моей жены?
Марта рассмеялась. Но смех ее оборвался, когда Артемов сказал:
— На тебе висит незаконченная работа. В деле Яна Баника можешь рассчитывать на мою помощь.
Немка покачала головой и резко пресекла попытку Артемова продолжить тему.
— Ты бы лучше своим помогал.
24
Дагестан, пос. Дымный, 11 апреля 2004 года, воскресенье
Наверное, Марк действительно любил фильм «Девчата». Что ни спросишь у него, он отвечает одним словом героя Михаила Пуговкина: «Обязательно».
— Хочешь поговорить с азербайджанцем, который провел три месяца в сирийской тюрьме?
— Обязательно.
— Хочешь потренироваться на «макете» Магриба, который оказался бесхозным и сейчас там никого нет?
— Обязательно.
Над «макетом» трудились стройбатовцы. Вокруг останков консервного завода солдаты возвели высокий забор из необрезной доски, провели по гребню колючую проволоку. Создали имитацию контрольной зоны, поставив по периметру столбы и также опутав их «колючкой» и проведя несколько рядов стальной проволоки. Объект походил на концентрационный лагерь.
Если для Марты, которая руководила давно сплоченной командой, тренировки показались лишними, то для вновь сформированной группы Марковцева они были необходимы Надо было определиться со «сводом» условных сигналов, отработать их, чтобы понимать друга с полужеста. Заранее определить роли, точнее, посмотреть в ходе тренировок, кому и какое место отвести.
Проанализировать и сделать поправки.
— Что скажешь? — спросил Марковцев Хирурга, когда они тщательно осмотрели объект, служивший боевикам базой. Иваненко купил в Дымном, расположенном в трех километрах южнее, куда они с Марком ходили за провизией, пакет кедровых орехов. Он разгрызал их и складывал скорлупки на край стола. Стофферс брезгливо заметил «русскому товарищу»:
— Возьми пепельницу. — Даже подтолкнул к нему пустую консервную банку.
— Я не курю, — отозвался Иваненко, подражая глазами Джиму Керри.
Марк по-своему разрешил назревающую перепалку. Он пнул банку, смахнул скорлупу со стола и разложил на нем карту.
— Кажется, я хотел узнать твое мнение. — И, не пряча усмешки, спросил у немца:
— Что случилось, Стофф?
Ты что-то бледнее обычного.
«Сволочь!» — сверкнули глаза немецкого наемника.
В то время, когда Марк с Иваненко ходили в Дымный, Стофферс и Макс играли в карты и травили анекдоты.
— На кладбище разговаривают два покойника, — рассказывал Максим, тасуя колоду. — Один — другому:
«Ты как сюда попал?» — «Замерз. А ты?» — "Я от любви умер. Поехал в командировку, но вернулся — билеты на поезд забыл. Прихожу домой, а жена в вечернем платье.
Стол празднично накрыт — черная икра, фрукты, шампанское. Я стал шарить по квартире в поисках любовника.
Все обыскал, никого не нашел. Но чувствую, он здесь.
«Кого ждала?» — спрашиваю жену. Она отвечает: "Тебя.
Сердце, мол, подсказало, что ты вернешься". И столько любви в ее глазах было… Короче, сердце у меня зашлось — тоже от любви, и я умер". Второй мертвец говорит: «Ну и дурак. Открыл бы холодильник, оба живы бы остались».
Стофферс басовито рассмеялся и налил в стакан пива.
Максим помнил, как перед самой армией, когда еще жил в Минске и подрабатывал на стройке, бегал с товарищами в столовую. На обед брали дежурный набор блюд плюс непременный стакан сметаны и пару бутылок «Жигулевского». Тому, кто не пробовал, Макс мог бы посоветовать — налить пиво в стакан, на донышке которого осталось немного сметаны: получается очень вкусный пенистый коктейль. Вряд ли Стофферс подрабатывал на стройке и жрал дежурные блюда. Но «фишку» со сметаной знал наверняка. Только в немецкой интерпретации — это пиво с майонезом. У Макса комок к горлу подкатывал, когда Георг наливал в высокий стакан пиво и выдавливал в него из пакетика майонез. Все это дерьмо пенилось как черт знает что, покрывалось тошнотворной яичной пленкой. А немец даже не морщился, глотая эту жирную гремучую смесь. Ненормальный какой-то. Максим был знаком со Стофферсом больше трех лет, но не мог свыкнуться с его привычкой, которой определения не находилось. Сумасшедшей ее не назовешь, а ненормальной — тем более.
