Клеймер пробрался в заднюю часть вертолета и открыл люк. Одну за другой он пускал осветительные ракеты, что позволило пилоту разглядеть место для посадки. Генрих запоздал с очередной ракетой, и пилот едва не угробил машину вместе с экипажем и боевиками «Ариадны». Правая и передняя стойка нашли опору, а левая висела над пропастью, за которой пенилось море.
Пилот отнюдь не облегченно выдохнул.
Бойцы высыпали из люка. Лишь Марта осталась на месте. Она верила и нет, что основная работа подходила к концу. Нет, она уже завершена. Просто невозможно представить, что после всего пережитого есть такая сила, которая снова встанет на пути.
Это был последний вал, который отхлынул, оставляя береговую полосу в покое.
Сердце ее сжалось, когда два бойца подняли на борт тело Макса Мейера. А в душе — протестные чувства. Он нашел то, что искал? И да, и нет. Он был настоящим бойцом, который убегал от видений тоскливой старости и медленной смерти. Он всегда жил под девизом:
«Смерть в бою или на эшафоте». Пошло, напыщенно?
Но это так.
И тут же облегченно выдохнула, услышав, что Макс только ранен.
Слава богу.
Она подала руку какому-то человеку в арестантской робе, помогла подняться на борт другому. Вот ее рука утонула в чьей-то здоровенной ладони, созданной больше для тяжелого крестьянского труда… Еще и еще. Она словно здоровалась с каждым, приветствовала и поздравляла… Краем уха слышала, как Клеймер отдает команду Кайзвальтеру самостоятельно идти на базу…
Москва, штаб-квартира ГРУ
«Я не взволнован, но заинтригован». Эту фразу генерал Ленц повторил за вечер дважды. Он перечитал два срочных донесения — одно поступило из Боснии, другое из Сирии. Задуматься на несколько минут заставила последняя радиограмма от агента в Латакии. Уточнять отдельные моменты не было времени, все дополнительные детали он получит уже утром.
Часом раньше генерал сделал запрос относительно нахождения российских торговых судов в районе Кипра.
Таковым оказалось судно «Новиков», приписанное к Черноморскому морскому пароходству. Оно находилось в нескольких милях от северо-восточной оконечности Кипра и держало курс на турецкий Искандерон. Капитан «Новикова» уже получил радиограмму следующего содержания:
«НОВИКОВ». КМН. СЛЕДОВАТЬ В ТОЧКУ С КООРДИНАТАМИ 36.00 СЕВ., 35.50 ВОС. ВЗЯТЬ НА БОРТ ГРУППУ РОССИЙСКИХ ГРАЖДАН. НАЧАЛЬНИК ЧМП ГРОМОВ.
Такие же распоряжения получили командиры двух военных катеров Черноморского флота, сопровождавших «Новикова», за подписью начальника штаба флота.
Осталось согласовать этот вопрос по каналам военных разведок двух стран с начальником немецкой военно-морской базы в Турции. Но то случится через два-три часа.
Ленц вызвал офицера на связи и спросил:
— Где сейчас Борович?
— В своем офисе на Пречистенке, товарищ генерал.
— Мою машину к подъезду.
* * *
Пилот вел «вертушку» строго на запад, чтобы над международными водами резко изменить курс и взять направление на турецкий берег. А он уже близко. Справа осталась Латакия, которую от Турции отделяли всего десять миль.
Слабого света в салоне хватило Марте, чтобы разглядеть каждого, кто поднялся на борт. Она сняла шлем, и ее волнистые волосы упали на плечи. Она походила на главкома на обходе. Касаясь каждого, она заглядывала в глаза:
— Как ты, ничего?
Кивок одного пленного. Второй так же молча поднял большой палец.
Шлепок по плечу Стофферса:
— Привет, обжора!
— Хайль!
Легкое прикосновение к руке Сергея Марковцева.
Но он опередил ее:
— Мне жаль, что так получилось с Максом. Обидно, что в самом конце.
Марта покачала головой:
— Да, не могу поверить… Уверена, довезем его до базы. Как там Макс? — крикнула она.
— Дышит, — ответил Клеймер, склонившийся над товарищем.
Марта снова подняла глаза на Сергея Марковцева.
Лицо у него вспухшее, словно он наносил грим металлической щеткой, а втирал его с помощью молотка. Пожалела: «Досталось ему…»
— Как ты, ничего?
— Нормально…
«Он похож на меня — только он выше, красивее и моложе».
Что еще сказал Артемов, шутливо описывая внешность Сергея? То, что он всегда ходит в черных очках?
Но не потому, что женщины, по словам русского полковника, падали от его взгляда, а потому, что глаза его были холодными, даже безжизненными. Они и не могли быть другими. Только такие глаза могли принадлежать по-настоящему сильному человеку. На его лице нет ничего, что отражало бы состояние его души. Но она знала, что за этой маской кроется приветливая улыбка. Об этом Марта уже думала.
Снова искривленное зеркало. Снова оно играет, но уже с другим человеком. Оно приспосабливает глаза Марты к реальному образу Сергея, и воображение, которое играло с нею раньше, рассыпается, распадается на многие осколки, рушится в стеклянную пыль.
«Он выше, красивее и моложе…»
Словно проверяя себя, Марта тронула Иваненко за руку:
— Сергей?..
Хирург, смущенный пристальным вниманием немки, кивнул:
— Да.
Она обняла его и поцеловала… Тихо, чтобы никто не слышал, прошептала на ухо:
— Спасибо тебе… Я никогда не забуду…
И отошла от него.
Марк, сидящий рядом с Иваненко, тихо заметил:
— Кажется, ты ей понравился…
Стофферс открыл было рот, но Марковцев остановил его жестом:
— Это ее выбор. Не надо ничего менять.
И Марк и Стофферс в одно мгновение поняли, что означает этот недвусмысленный жест Марты. Казалось, она действительно выбирала, поздравляя, и остановилась на последнем бойце. А может, именно потому, что Сергей Иваненко сидел последним в ряду диверсионной группы.
— Он ноги мертвым взрывал, — сквозь зубы процедил немец. А перед глазами снующий от камеры к камере Хирург, приводящий смертные приговоры в исполнение.
Человек, который освободил остальных диверсантов от самой грязной работы. Но опять же — не из сострадания, сочувствия в нем не больше, чем в стакане с ядом. — У вас, русских, всегда так, — шипел Стофферс, косясь то на Иваненко, то на Марту. Шипел тихо, чтобы не услышала. — Одним все, другим — ничего. Меры не знаете.
Особенно ты. Ты готов ничего не замечать вокруг. А если что и замечаешь, тут же забываешь, да? В следующий раз, когда меня спросят, откуда я знаю русский, скажу, что знал одну сволочь из ГРУ, которая посадила меня в тюрьму.
