Однако Лина заставила себя посмотреть на ситуацию с другой стороны. Как теперь сложится ее жизнь, неизвестно, а пока ничего, кроме любимого занятия, у нее не осталось. Так, может, этот мужчина послан ей свыше, чтобы она получила возможность заменить сердечные страдания муками творчества?
– Но мы же вчера так ни до чего и не договорились, – направил разговор в нужное ему русло Эмиль Григорьевич.
Лина недоуменно нахмурилась, но при этом вполне допускала, что могла чего-то забыть из их вчерашней беседы. Столько всего разного ей довелось пережить за прошлый вечер, всего и не упомнить.
– Правда?.. – протянула Лина, давая собеседнику возможность пояснить, что он имеет в виду.
– Правда, правда, – заверил ее Эмиль Григорьевич. – Ты говорила, что не станешь возражать против нашего сотрудничества.
– А-а, вы об этом, – ответила девушка и подумала: «Да какой же дурак откажется от подобного предложения?» – Я с радостью. Только скажите, что нужно делать.
«Ну надо же уродиться такой дурочкой, – мысленно вздохнул Эмиль Григорьевич и даже ощутил укол совести: так легко оказалось обвести бедняжку вокруг пальца. – Но ничего, я ее не обижу, когда буду рассчитываться».
– Видишь ли, Линочка, дорогуша, это не телефонный разговор, – ответил он. – Надо бы встретиться.
Снова выходить из дому, куда-то ехать безумно не хотелось. Но она заставила себя сказать:
– Хорошо. Я так понимаю, это ведь и в моих интересах тоже.
– Совершенно верно, – обрадованно произнес Эмиль Григорьевич.
Что все сложится настолько удачно, он не смел даже надеяться. Думал, придется хитрить, разводить турусы на колесах, а тут даже напрягаться не пришлось. Лишь бы удача и дальше не оставила его. А то, что у девицы безжизненный голос, так это не должно его волновать. Мало ли что могло произойти с неискушенной провинциалкой в столице, в конце концов могла и просто неважно себя чувствовать. Одним словом, не его это забота. У него четверговая «сидючка» на носу – вот о чем следует думать постоянно.
– Как ты отнесешься к тому, если я попрошу тебя приехать ко мне…
– Что? – потрясенно воскликнула Лина, не дослушав Эмиля Григорьевича.
Он снисходительно рассмеялся:
– Ко мне, но не домой. В мой, так сказать, офис…
Сценарист не стал объяснять, что офисом называет однокомнатную квартиру, смежную с той, в которой проживает с семьей. Когда появилась возможность, он приобрел их в престижном жилом комплексе на берегу Москвы-реки.
Эмиль Григорьевич строго разграничивал тех, кто был вхож в обе квартиры, и тех, кто знал о существовании лишь одной из них. Учитывалось все – и личные качества, и положение в обществе, и нужность этого человека для жизни и творческого процесса.
Так, например, Аллу Творожок он пару раз допускал в жилые апартаменты, исключительно для того, чтобы еще больше психологически привязать к себе неудавшуюся сценаристку, показать, как высоко он ценит ее помощь. Да и Софочка никогда бы не заподозрила в Алле соперницу. Не то что в Лине Кузнецовой. Было в ней что-то притягательное, волнующее, делающее девушку непохожей на известных ему особ противоположного пола.
Той тоже, в свою очередь, совсем не обязательно было знать и о его супруге, с которой в относительном мире и согласии они прожили почти три десятка лет, и о великовозрастной дочурке Ульяне, учащейся на кинозвезду, и о сыне-оболтусе Грине, названном в честь деда, некогда сказавшего своему обожаемому Эмильчику: «Помяни мое слово, ты прославишь наш род Тарановичей из Боронянска, мой мальчик…»
– А я уж было подумала… – Лина смутилась и не договорила, о чем она подумала, хотя, по сути, направление ее мыслей было верным.
– Тогда, дорогуша, записывай, как до меня добраться, – произнес Эмиль Григорьевич, незаметно для себя переходя на деловой тон. – Сам я за тобой сейчас заехать никак не смогу…
Дом был высоченный и соединялся с такими же высоченными собратьями в единое целое двух– и трехэтажными строениями, распластанными на земле. Территорию жилого комплекса окружала кованая фигурная ограда, а при въезде располагалась кирпичная будка охранника, весьма напоминающая небольшую сторожевую башню. Туда-сюда мимо нее проезжали иностранные, чисто вымытые машины.
Лина не без волнения вошла в вестибюль, посреди которого в мраморном ограждении торчали живые растения. Ей все время казалось, что сейчас раздастся грозный окрик: «Эй, куда это вы направились, девушка?» Но ничего подобного не произошло, и она благополучно добралась до лифта.
С большим зеркалом на одной из стен, он стал бесшумно подниматься. И тут Лина обмерла от страха: оказывается, прозрачная с трех сторон шахта лифта крепилась к наружной стене дома. И чтобы не видеть все увеличивающегося расстояния, которое отделяло ее от земли, девушка повернулась спиной к открывающейся из кабины городской панорамы и закрыла глаза. Лишь когда с легким треньканьем лифт остановился, Лина облегченно перевела дыхание…
Эмиль Григорьевич стоял на пороге своего офиса и, увидев выходящую из лифта девушку, с ослепительной улыбкой двинулся ей навстречу.
– Рад приветствовать тебя в моих, так сказать, пенатах, – сказал он и приложился к ручке гостьи.
Его офис был невелик и обставлен по-деловому. Письменный стол, вращающееся кожаное кресло с высокой спинкой, поставленное на фоне огромного окна, с одной стороны, два кресла на четырех ножках напротив. Стеллаж, уставленный кассетами, дисками, книгами, и не счесть всякой техники: компьютер, ноутбук – оба включенные, – принтер, сканер, большой телевизор, кофеварка, три телефона – сотовые и стационарный, – стереосистема.
Только двухместный уютный диванчик, поставленный в нишу, образованную полками, несколько диссонировал по стилю с прочей обстановкой комнаты. И повсюду фотографии, фотографии, фотографии – в рамках и без, с надписями и без оных. А на них сияющий Таран-Бороновский в окружении знаменитостей самого разного толка – от политических деятелей до полуодетых звездочек эстрады.
Эмиль Григорьевич помог Лине раздеться и подвел к письменному столу.
– Располагайся, – указал он на кресла.
Девушка расслабилась, а то легкомысленный диванчик заставил ее напрячься и заподозрить хозяина офиса невесть в чем. Нет, им действительно предстоял деловой разговор.
Сценарист, галантно извинившись, что вынужден сесть напротив нее, а не рядом, занял вращающееся кресло. На фоне окна он смотрелся довольно внушительно. Однако, когда Эмиль Григорьевич нашарил среди бумаг на столе трубку, набил ее, раскурил и повернулся к девушке в профиль, чуть откинув голову назад, она едва не прыснула.
Если в этой позе и с трубкой Василий Ливанов, играющий Шерлока Холмса в известном сериале о знаменитом английском сыщике, смотрелся на редкость эффектно, то Таран-Бороновский выглядел представительно лишь в собственных глазах. «Ему эта трубка идет как корове седло», – невольно подумала Лина и мгновенно устыдилась своих непочтительных мыслей.
