— А если дети этого не заслуживают?
Клэр с такой силой ударила обеими руками по столу, что даже у меня ладони заныли.
— Вот об этом-то я и говорю! Домыслы! Сплетни! Ненужное внимание. Мой сын ничего дурного не сделал. Никто из нас ничего не сделал.
— Но Рассел Эллиот мертв.
— Он сделал свой выбор.
— Как Мика?
— Не лезьте в это!
Я хотела было уточнить, во что, собственно, не следует лезть, но угадала ответ по ее лицу:
— Не упоминать о том, что двое близких к вам мужчин покончили с собой?
Я оскорбила ее и нисколько о том не жалела. Эта женщина позволила себе обращаться со мной как с назойливой собачонкой, пусть получает сдачу той же монетой.
— Это вас беспокоит? Люди будут сплетничать о вас? Но вы же хотите оказаться в центре внимания — все равно по какому поводу.
Клэр поднялась, провела кончиками пальцев — ногтями скорее — по своей шелковой блузе, вот-вот в кого-нибудь вцепится, только не в меня, хорошо, что стол такой широкий.
— Вы ведете себя непрофессионально!
— Смешно это слышать от человека, пытавшегося меня подкупить.
— Я предлагала компенсировать вам расходы и потраченное время.
— Разумеется. Будь все так просто, вы бы и не вспомнили про меня и мою статью. Теперь-то я точно знаю: вы что-то скрываете.
Она стремительно обошла стол — я не успела ни отскочить, ни укрыться. Гнев стер все краски с ее лица, и рука, сжавшая мои пальцы, была холодна как лед.
— Я просто пытаюсь защитить семью, — прохрипела Клэр. — Мой муж прижил ребенка с другой женщиной, но я сохранила семью, и мы были счастливы вместе. Он умер, но мы остались все вместе и были счастливы. Теперь умер наш близкий друг, но я не допущу, чтобы на этом семья распалась.
— Бессмысленно бороться со мной, самое главное уже всем известно, — предупредила я. — Все знают о «пленках из отеля», гадают, куда они делись. Можете испортить мне карьеру, но слухи будут распространяться, и очень скоро их подхватит кто-нибудь другой.
— Проклятые пленки! — вырвалось у нее. Она отбросила мою руку и вернулась на свою сторону стола. — Я бы их сожгла, попадись только они мне в руки.
— Почему? — уточнила я, решив пока не спрашивать, сожгла ли она их на самом деле.
Клэр уронила ледяной кубик в стакан и уставилась на него так, словно кубик сам должен был ей подсказать, какой напиток налить.
— Представьте себе, что вы замужем за Пикассо. Однажды вы натыкаетесь на целый склад картин и набросков, которые он сделал, когда был не с вами. Все эти работы прекрасны, от них прямо-таки дух захватывает. Они лучше, чем все то, что он показывал вам. Но там только один ваш портрет. Один набросок. Только один.
Я отвлеклась, следя за тем, как Клэр (очевидно, по совету ледяного кубика) наливает себе на четыре пальца водки.
— Вы сожгли пленки, потому что нашли только одну песню, посвященную вам? — не сразу сообразила я.
Клэр грустно улыбнулась мне.
— Я полюбила Мику Кроули в первую же минуту, как увидела его. Он сидел на низкой кирпичной стене возле университетской библиотеки, согнулся над своей гитарой. Ни гроша в кармане, а мне было наплевать. Я верила в него, приносила жертвы, прощала ему все. А он написал для меня только одну песню. Эгоист проклятый!
«Сколько дашь любви, столько и получишь», — запели у меня в голове Леннон и Маккартни. Существуют ли и другие математические законы любви? К примеру, наступает момент, когда любовь обнуляется причиняемой болью или обещания уравновешиваются ложью? Мы все волей-неволей ведем счет, даже если не собираемся выиграть по очкам. Какой бы метод вычислений ни применяла Клэр, она подвела итоги, и за Микой остался изрядный должок.
— Какую песню он вам написал?
Клэр покачала головой:
— Он даже не удосужился записать ее как следует. Только на этих пленках и была. Ее больше нет.
— Зачем же вы оставались с ним?
Этого вопроса Клэр не ожидала, а я не ожидала увидеть такую откровенную боль на ее лице.
— У меня сын.
Династия рок-н-ролла. Король умер, и править будет мой сын. Любой ценой, ценой чужой жизни.
— Сын, которому наплевать на рок-н-ролл, — тихо напомнила я.
Я хотела ее спровоцировать, но опять же не до такой степени.
— Мальчик ищет свой путь, ищет вдохновение, — по слогам отчеканила любящая мать. — Второй альбом будет потрясающий.
— Джазовый альбом?
Клэр чуть не взорвалась — и этот взрыв, несомненно, унес бы и мою жизнь. Она собрала свои элементы воедино с таким усилием, что я физически почувствовала нарастающее давление:
— Я смотрю, он совсем заморочил вам голову.
— То есть? — невинно переспросила я.
— Вся эта чушь насчет экзотического или эзотерического джаза. Это для отвода глаз, чтобы не знали, чего ждать от его альбома. — Как бы четко ни произносила монархиня эти фразы, меня убедить ей не удалось. Многое Адам удачно симулировал, в том числе мужскую заинтересованность во мне (скорее всего, также и непричастность к смерти Рассела), но страсть к джазу была в нем подлинной.
— Рок в его крови! — разогревшись, вещала Клэр.
— Как инфекция?
— Как ДНК! Он сочиняет и поет в точности как отец. Одна удачная песня — и он на коне.
— Да, об этом он говорил.
— Он скоро напишет ее, его опалит это пламя, мощная волна… — Эйлин одобрила бы такое нагромождение метафор.
— Мы говорим о музыке или пытаемся шаманством воскресить Мику?
Клэр улыбнулась загадочной и темной улыбкой пророчицы:
— Будет и то и другое.
Что-то холодом дохнуло мне в затылок, волосы на шее приподнялись. Может быть, я была права, когда отказывалась включить Адама в списки подозреваемых?
— Рассел хотел того же?
— Рассел любил Адама и хотел для него всего самого лучшего. Он бы на все пошел ради него.
— Но пленок из отеля он ему не дал.
Лицо Клэр передернулось, веки опустились, как будто начался внезапный приступ мигрени.
— Пленок нет!
— Рассел хотел, чтобы Адам нащупал свой путь. Вы хотели вернуть мужа, даже если бы пришлось силой заставить сына продолжить его путь.
— Доброй ночи!
— Вы дали Расселу таблетки, чтобы спокойно обыскать его квартиру, и промахнулись с дозой, или вы намеренно умертвили его, чтобы лишить Адама поддержки?
Заранее я не планировала обвинить Клэр в лицо, но кусочки мозаики с такой скоростью скользнули и встали на место, что я не могла удержаться.
