— Почему?
Он выпучил глаза, услышав этот вопрос. Вот так так!
— В каком смысле, почему? Тебе это странно? Непонятно?
— Ну, просто это твой выбор. Хозяин — барин. Не изменял. Спасибо, да? Зато ты порно смотришь, мальчик мой…
— Ну и что. Что? Да, смотрю! Когда тебя рядом нет. А что делать?
— Тебе сказать? Делать так, чтобы я чаще была рядом. Не думал об этом?
— Еще чаще? Вот такая врунья и блядь?
— У попа была собака…
Она резко повернулась и, рывком открыв дверь, захлопнула ее, отдавив ему до синевы указательный палец.
Вечером она написала сообщение в icq: «Все, что мне от тебя было нужно, — это любовь, та, которая у тебя черт знает что такое. Я смирилась и решила: „хорошо“, пусть будет всего-то интерес, всего-то доверие, всего-то дружба. Любовь не нужна, как видишь, ее нет в этом списке. „Любви“ не надо. Любовь раздай нищим. Я не хочу твоей заботы обо мне, твоего повышенного внимания, восхищения моими творениями и понимания. Я не жадная и не хочу, чтобы все это принадлежало всегда только мне. Безраздельно. Давай попробуем расстаться и останемся хорошими знакомыми. Я так больше не могу. Но прежде… Не сочти за издевательство. Я прошу тебя позировать мне для бюста. Когда все разваливается, мы должны найти в себе силы сохранить уважение и то тепло, которое еще испытываем друг к другу. Мы можем сделать что-то, не ставшее общим и ускользающее, не способное сочетать двоих людей во времени. Мы не можем сделать ничего природного, потому что сопротивляемся природе, так пусть это будет бюст, чтобы просто стать его зрителями. Потому что скульптура и от художника, и от зрителя требует повышенной воли к жизни, она несет в себе застывшую концентрированную энергетику двоих, как наши не вылепленные из бытия дети. Все, что мы сотворили, — странно и страшно, но нам не хватает понимания и душевного ужаса, чтобы осмыслить и сопоставить масштабы. Наш Инцитат
[29]
тоже сидит в Сенате. Мы оба безумны. Лабрюйер
[30]
прав, все наши беды начинаются от невозможности быть одинокими. Соглашайся позировать мне. Это прекрасная возможность помолчать наедине».
Он знал, что она просто капризничает.
VIII
С утра Глеб в очередной раз пытался засесть за кандидатскую, но неимоверно низкий КПД разубедил к полудню, что затея стоящая. Предстояло написать выводы по обработанным экспериментальным данным. Исследование закономерности восприятия личностных черт и разработка методики оценки, проведение экспериментов, о чем он договорился со своими бывшими однокурсниками, два из которых уже были доцентами и кандидатами психологических наук, один — тот самый Леша Калганов, а также математическая обработка данных через программу SPSS 10.0. с использованием шкал Кеттела и корреляции Спирмена были чрезвычайно интересны, так как затрагивали механизмы восприятия индивидуально-психологических особенностей человеческого лица, его больное место.
Поэтому он и взялся за эту работу, самому хотелось понять, каким образом считывается состояние оппонента, его намерения, черты характера, интеллект, как личность проявляется в мимике и насколько сильным может быть заблуждение в зависимости от индивидуально-психологических особенностей самого наблюдателя.
Репрезентативность выборки определили ста двадцатью испытуемыми объектами (мужчин в два раза меньше, чем женщин), при почти двух с половиной тысячах ситуаций восприятия выражения лица.
Его волновало одно — способно ли лицо транслировать все то же самое при его исказившихся чертах? И не являются ли они рассказчиками чего-то другого, того, чем на самом деле личность не обладает? Что будет, если открыть коммуниканту только часть лица, насколько сильно окклюзия
[31]
повлияет на его оценку? Достоверна ли информация, если заменить живой объект фотографией? А если слегка, чуть-чуть, в одном только месте подправить ее через фотошоп, насколько сильно меняется результат в целом? Глеб втянулся, его захватила эта работа. В его распоряжении имелись два десятка книг, лекции, исследования института психологии РАН и помощь коллег.
В процессе эксперимента выявлялись люди, более или менее обладающие проницательностью. Они интуитивно считывали информацию с лиц натурщиков и разворачивали для дальнейшего анализа. Ее качество варьировалось в зависимости от пола, но в целом около двух третей информации на уровне межличностного восприятия считывалось верно, примерно одна треть являлась проекцией, переносом на объект собственных качеств, которые отсутствовали у натурщиков.
После проведения ряда экспериментов выяснилось, что в целом люди оцениваются не совсем так, какими они кажутся себе, а возможно, и являются на самом деле, а также то, что нижняя часть лица оценивается менее точно, чем верхняя. Оценка целого лица или закрытого наполовину слева или справа была одинаковой, и гендерные различия натурщика и зрителя не влияли на результат, более важным оказывалось, насколько зритель идентифицирует себя с натурщиком. Построение графиков складывалось из пяти отношений натурщика и зрителя: консонанса, резонанса, проекции, интроекции и атрибуции. Выводя графики, Глеб выкуривал по пачке сигарет за вечер.
Любопытным оказалось, что потенциал целого лица может стать избыточным, окклюзия способствовала как усилению, так и ослаблению адекватности восприятия, мужские лица лучше оценивались по верхней части, женские — по нижней.
Наиболее легко испытуемыми распознавались такие черты натурщиков, как оптимизм и оригинальность, тяжелее — легкомысленность. Выявились три стиля межличностного восприятия: волевой, социально-отстраненный (застенчивый, стрессонеустойчивый), социально-зависимый (несамостоятельный, нуждающийся в поддержке).
[32]
Глеб почти пропал из поля зрения Сони. Соня тоже переключилась на работу. Вечерами, не часто, еле ворочая языками, созванивались, чтобы обменяться новостями текущего дня. Оба, не говоря друг другу ни слова, почувствовали смерть организма по имени «мы».
В среду, как и было обещано, приехала Варя с младенцем. Ее встречали в аэропорту — с плачущей Машей, кучей чемоданов, в которых было все, кроме смены белья для ребенка, облитого йогуртом, соком, водой и чем-то еще, что успело заскорузнуть. Левая рука Вари заканчивалась коричневой бутылкой Куантро, волнующегося где-то в объеме одной трети.
— Варенька, Махито, голубки! — Соня бросилась навстречу, едва она показалась в холле вестибюля.
Глеб остался стоять в стороне и смотрел, как сестры крепко обнялись, словно пытаясь стать одним целым. Даже Маша замолчала, торча на бедре приросшей загорелой обезьянкой с пальцами во рту. У Софьи текли по щекам слезы, Варя тоже плакала ненакрашенными выцветшими глазами. Глеб заметил, как у Софьи побелели пальцы, обхватившие Варины худые плечи.
