— Потому что с тебя не взяли предоплату? — с невинным видом спросил Райли.
Нола оглядела улицу.
— Нет, потому что твой брат та еще горячая штучка. Кэт вздрогнула, зная, что некрасиво было бы сейчас напоминать Ноле о ее обещании, все равно в данный момент она ничего не соображает. Кэт повернулась к Райли и спросила спокойным и ясным голосом:
— А у Мэтта есть коллекция банок из-под пива?
Райли удивленно ответил:
— Нет, он собирает бутылки. А что?
Вирджил прекрасно знал, что не создал ничего стоящего за последние пятнадцать лет. Конечно, эти идиоты из галереи скупали все, что он делал, и даже продавали кое-что, отчего были безмерно счастливы. Но он-то знал, что все, что он создал за последнее десятилетие, иначе как мусором не назовешь. В его работах больше не было движения и энергии, из мрамора он ваял, вырезал из дерева или использовал поддельный стекловолокнистый цемент. Ничего стоящего не происходило ни в его творческой, ни в его личной жизни с января одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года.
Его последним по-настоящему прекрасным творением, его шедевром, были глиняная скульптура и мраморный бюст Элеоноры Эрскин. Она была фигуристой женой губернатора Западной Виргинии, который приходился братом ректору «Маунтин лорел». Поэтому Вирджилу пообещали самое большое вознаграждение в его жизни. Когда правительство хочет получить бюст женщины с самым большим бюстом и обещает заплатить за это двести пятьдесят тысяч долларов, профессор искусств колледжа «Маунтин лорел» хватает кость, которую ему бросили. Он был счастлив, а жену губернатора оприходовал бонусом. К несчастью, это увидела Кэт.
Вирджил тревожно вертел визитку в руках и смотрел на имя тронутой умом докторши, которая вторглась в его частные владения пару недель назад. Он должен ей позвонить. Пригласить сюда, чтобы она позировала для него. Он хотел видеть красивую женщину практически обнаженной еще хоть раз, пока не помер, она напомнит ему Элеонору. Если она чем-то и похожа на жену губернатора, тотем, что так же высокомерна и капризна. Вирджил улыбнулся и вздохнул с предвкушением. Элеонора Эрскин была отличной любовницей, может, и докторша будет не хуже.
Он положил визитку и осмотрелся. Его окружали развалины, под которыми была погребена его карьера. Он даже не знал толком, зачем приходит в студию в последнее время. Очевидно, это просто привычка, а еще иногда ему надо отрываться от телевизора. Слишком много жестокости. Вирджил поднялся с табурета и направился в дальний угол гаража. Он помнил, куда положил это, — на тележку. Он не хотел, чтобы это видела Бетти Энн.
Его руки нащупали прохладную ровную поверхность — фигуру его дочери. Он подкатил тележку к рабочему столу и снова сел на табурет. Фигура всегда получается лучше, если работаешь с натуры, потому что так отражаешь все нюансы личности. Но Кэтрин он и так помнил очень хорошо. Да к тому же были старые фотографии, которые его жена прятала, и его память хранила все ее черты.
Кэтрин была красивым ребенком, и воспоминания об этом жили в нем всегда. Она родилась со светлыми кудряшками, безупречной розовой кожей и странными лимонного цвета глазами. Он всегда думал, что они придают ей сходство с кошкой, и еще они всегда причиняли ему смутное беспокойство. Бетти Энн уверяла его, что когда Кэт вырастет, цвет глаз у нее изменится. Но он не изменился. К счастью, люди принимали его, и такой цвет глаз им даже нравился. Они не задавали вопросов, в кого из Кавано Кэт пошла цветом своих глаз.
Насколько он мог судить по ее короткому визиту в службу экстренной медицинской помощи, Кэт превратилась в ошеломительную женщину. Сколько ей сейчас? Тридцать семь? Для своего возраста у нее всё еще соблазнительные формы. У нее до сих пор изящная фигура.
Вирджил покачал головой, тут в дверь кто-то постучал, это привело его в чувство. Он посмотрел на неоконченный бюст и решил, что завершит его. Он сделает ее взрослой. Он создаст ее с той глупой и пренебрежительной улыбкой, которая была на ее лице здесь, в окне студии, двадцать лет назад. Такая же улыбка была у нее в палате госпиталя в прошлом месяце. Он сделает ее щеки более пухлыми, а волосы более густыми. Но не будет менять ее шею, изящную и ранимую.
Боже, он не хотел бить свою жену той ночью, все вышло само собой. Он буквально не мог остановиться. Он пришел домой и обнаружил, что она пытается собрать с пола двести пятьдесят тысяч долларов его вознаграждения. Потом она начала врать ему, что случайно уронила бюст на пол. Но ему-то было лучше знать. Он увидел все в глазах Кэтрин, когда она заглянула в окно, и знал, что это она сломала скульптуру, чтобы отомстить ему.
У Бетти Энн случилась истерика, она умоляла его не ходить за дочерью. «Лучше сделай это со мной!» — кричала она. Бог мой, он ненавидел, когда она вела себя вот так, прикрывая ее, как будто он был каким-то чудовищем, как будто он когда-нибудь делал больно своей дочери. Он был хорошим человеком! И был чертовски хорошим отцом! А эти кошачьи глаза были неблагодарны с самого дня своего появления на свет, потому что она не знала всей правды. Она просто не знала.
Голова Вирджила упала на руки. Он потянулся за водкой, что стояла на его рабочем столе, и поднес ее к губам. Хирург помог Бетти Энн, и шрамы около ее глаз были почти незаметны, особенно если она делала макияж. Но самое смешное то, что он провел три ночи в тюрьме. А Эйдан Боланд ткнул пальцем в его направлении и сказал, что если он еще хоть раз тронет Бетти Энн, то потеряет все — недвижимость, дом, репутацию. Вирджил ненавидел этого лицемерного ублюдка. Да что он может знать о воспитании жены? Ничего! Элиза Боланд — и это знали все — выставляла себя на посмешище, потому что слишком много пила, и делала это каждый день.
А еще этот туповатый папаша Боланд осведомил Вирджила, что Кэт, оказывается, особенная молодая леди и заслуживает больше отцовского внимания. Вирджил рассмеялся ему в лицо и посоветовал Боланду идти к черту.
Вирджил вышел из тюрьмы в субботу. Бетти Энн была в больнице, а потом отлеживалась дома. Он еще долго таскался по кабинетам чиновников, поскольку ему предъявили обвинения. Прошло добрых две недели, пока ему доложили, что его дочь официально числится в розыске.
А сейчас, спустя двадцать лет, она, наконец, вернулась в Персуэйшн, нисколько не стыдясь того, что, как и ее мамаша, выросла потаскушкой. Только сейчас Рита рассказала ему, что Кэт сняла домик и что дорогую мебель и много еще чего уже доставили к ее дому.
Вирджил посмотрел на красивое личико дочери, которое сохранилось, несмотря на время, и его накрыло знакомое чувство. Его удивило, насколько сильным оно было, учитывая, что прошло двадцать лет. А все водка. Именно она толкала его на похоть. А похоть к Кэтрин была давней и очень сильной.
Он допил то, что оставалось в стакане, чувствуя, как по его жилам разливается тепло. Он позволил себе вспомнить, насколько приятно это ощущение. Какое удовольствие он получил, избивая Бетти Энн! Это была сладкая, очень сладкая агония. Запретное чувство. И это был единственный способ, который мог заглушить пламя, пожиравшее его, как будто он прикасался к Кэтрин так, как ему того хотелось.
